Мотив дороги в творчестве русских писателей XIX века. (С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов, Н.А.Некрасов). Исследовательская работа «Мотив дороги в произведениях русской классики Мотив дороги в творчестве русских писателей XIX века

ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА В РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЕ XIX-XX ВВ.

© Анатолий Иванович ИВАНОВ

Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой журналистики, e-mail: [email protected] © Наталия Владимировна СОРОКИНА Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Российская Федерация, доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры русской и зарубежной литературы, зав. отделением русской филологии, e-mail: [email protected]

В статье исследуется воздействие железной дороги как явления технической культуры на творчество мастеров культуры Х1Х-ХХ вв. Поэтические строки и проза, художественные полотна, посвященные железной дороге, передали первые впечатления от движущегося «парохода» на колесах и сложные чувства, связанные с обновлением, ожиданием нового. Несколько десятилетий железная дорога воспринималась как иной мир и символ прогресса.

Ключевые слова: техническая и художественная культура; железная дорога; цивилизация; прогресс.

Н. Кукольник и Н. Некрасов, Л. Толстой и П. Боборыкин, А. Чехов и Н. Гарин-Михайловский, И. Анненский и А. Блок, Л. Леонов и А. Платонов - кто только из писателей XIX - начала XX в. не обращался к теме железной дороги, ее роли в жизни своих героев, в развитии российской цивилизации! Обращались к этой теме и художники, и публицисты, и кинематографисты. Не претендуя на всеохватность обозначенной темы, перелистаем страницы истории нашей художественной культуры, передавшей самые различные оттенки в восприятии железной дороги.

При упоминании о железной дороге наш соотечественник долго еще будет вспоминать известные строки поэмы Н. Некрасова «Железная дорога» (1864), посвященной

строительству Николаевской железной дороги между Москвой и Петербургом (18421852):

Прямо дороженька: насыпи узкие,

Столбики, рельсы, мосты.

А по бокам-то всё косточки русские...

Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?

Из этой же поэмы цитируются социально-оптимистические строки о народе-строи-теле:

Вынес и эту дорогу железную -

Вынесет все, что господь ни пошлет!

Вынесет все - и широкую, ясную

Грудью дорогу проложит себе.

В наши времена непременно с горьковатой улыбкой добавляются, а то и отдельно, как поговорка, звучат слова, завершающие 11-ю главку:

Жаль только - жить в эту пору прекрасную

Уж не придется - ни мне, ни тебе .

Но ведь если вдуматься в смысл некрасовского произведения, то следует говорить не столько о железной дороге, сколько о строительстве, о доле строителей, будь то железная дорога или, скажем, славный Петербург. Не случайно в комментарии к этому стихотворению говорится: «Возможно, что замысел этой поэмы возник у Некрасова в 1860 г. под влиянием статьи Н.А. Добролюбова «Опыт отучения людей от пищи», где была изображена бесчеловечная эксплуатация рабочих, которая практиковалась подрядчиками при постройке железных дорог» .

Некрасовская тема дороги зазвучала в стихотворении «Тройка» (1847):

Что ты жадно глядишь на дорогу

В стороне от веселых подруг?

Знать, забило сердечко тревогу -Всё лицо твое вспыхнуло вдруг.

И зачем ты бежишь торопливо За промчавшейся тройкой вослед?..

На тебя, подбоченясь красиво,

Загляделся проезжий корнет .

По-некрасовски трагически эта тема женщины, ожидающей от дороги счастливой перемены в судьбе, прозвучала в начале XX в. в стихотворении А. Блока «На железной дороге» (1910):

Под насыпью, во рву некошеном,

Лежит и смотрит, как живая,

В цветном платке, на косы брошенном, Красивая и молодая.

Бывало, шла походкой чинною На шум и свист за ближним лесом.

Всю обойдя платформу длинную,

Ждала, волнуясь под навесом.

Три ярких глаза набегающих -Нежней румянец, круче локон:

Быть может, кто из проезжающих Посмотрит пристальней из окон...

Лишь раз гусар, рукой небрежною Облокотясь на бархат алый,

Скользнул по ней улыбкой нежною... Скользнул - и поезд в даль умчало.

Сами судьбы некрасовской и блоковской героинь окажутся сходными. Сходными и в ожидании счастья, и в том, что и ту и другую заметили красивые военные. Сходными в их несчастье. У Некрасова:

От работы и черной и трудной Отцветешь, не успевши расцвесть,

И схоронят в сырую могилу,

Как пройдешь ты тяжелый свой путь <.>

Так мчалась юность бесполезная,

В пустых мечтах изнемогая...

Тоска дорожная, железная,

Свистела, сердце разрывая.

За полвека, отделившего стихотворения Некрасова и Блока, прошло немало изменений. Вместо околицы - вокзал. Вместо про-

селочной - железная дорога. Но много ли изменилось в женской судьбе?

Пожалуй, первым кто передал необычайное состояние новизны, которое дарит железная дорога, радости движения навстречу желанному, был Н. Кукольник, автор знаменитой «Попутной песни» (1840). Все мы с детства помним слова, ставшие благодаря музыке Ф. Глинки символом начала перемещения в новый, радостный мир. Не об этом ли слова, ставшие припевом?

Дым столбом - кипит, дымится Пароход.

Пестрота, разгул, волненье,

Ожиданье, нетерпенье...

Православный веселится Наш народ.

И быстрее, шибче воли Поезд мчится в чистом поле.

Сопоставляя стихотворения Н. Некрасова «Тройка» и А. Блока «На железной дороге», отмечая сходства в отношении к дороге героинь этих произведений, мы хотели бы обратить внимание на следующую особенность в восприятии железной дороги в стихотворении А. Блока. Мимо героини А. Блока проносится целый мир, иной мир:

Вагоны шли привычной линией,

Подрагивали и скрипели;

Молчали желтые и синие;

В зеленых плакали и пели.

Вставали сонные за стеклами И обводили ровным взглядом Платформу, сад с кустами блёклыми,

Ее, жандарма с нею рядом. .

Эта иная жизнь начинается с вокзала. Напомним, что само понятие пришло к нам из английского языка (УаихИаП, означавшее в XVII веке увеселительное заведение близ Лондона), а в России первоначально - место общественных увеселений. Лишь затем оно стало обозначать здание для обслуживания пассажиров. Однако слияние понятий - место для развлечения и место для обслуживания пассажиров - сказывалось еще долгое время. Чем были вокзалы в глубинке, в дикой глуши? В романе А. Куприна «Поединок» (1905) читаем:

«В бедном еврейском местечке не было ни одного ресторана. Клубы, как военный,

так и гражданский, находились в самом жалком, запущенном виде, и поэтому вокзал служил единственным местом, куда обыватели ездили частенько покутить и встряхнуться и даже поиграть в карты. Ездили туда и дамы к приходу пассажирских поездов, что служило маленьким разнообразием в глубокой скуке провинциальной жизни.

Ромашов любил ходить на вокзал по вечерам, к курьерскому поезду, который останавливался здесь в последний раз перед прусской границей. Со странным очарованием, взволнованно следил он, как к станции, стремительно выскочив из-за поворота, подлетал на всех парах этот поезд, состоявший всего из пяти новеньких, блестящих вагонов, как быстро росли и разгорались его огненные глаза, бросавшие вперед себя на рельсы светлые пятна, и как он, уже готовый проскочить станцию, мгновенно с шипеньем и грохотом, останавливался - «точно великан, ухватившийся с разбега за скалу», - думал Ромашов. Из вагонов, сияющих насквозь веселыми праздничными огнями, выходили красивые, нарядные и выхоленные дамы в удивительных шляпах, в необыкновенно изящных костюмах, выходили штатские господа, прекрасно одетые, беззаботно самоуверенные, с громкими барскими голосами, с французским и немецким языком, с свободными жестами, ленивым смехом. Никто из них никогда, даже мельком, не обращал внимания на Ромашова, но он видел в них кусочек какого-то недоступного, изысканного, великолепного мира, где жизнь - вечный праздник и торжество...

Проходило восемь минут. Звенел звонок, свистел паровоз, и сияющий поезд отходил от станции. Торопливо тушились огни на перроне и в буфете. Сразу наступали темные будни. И Ромашов всегда подолгу с тихой, мечтательной грустью следил за красным фонариком, который плавно раскачивался сзади последнего вагона, уходя во мрак ночи и становясь едва заметной искоркой» . Обыденность существования гарнизонного офицера-романтика становилась очевиднее, непригляднее при сравнении с кусочком праздничной, торжественной реальности, занесенной на провинциальный вокзал...

следнее десятилетие жизни Н. Кукольника (1860-е гг.) было посвящено общественной деятельности в рамках Донского края: заботы о городском благоустройстве, проведении к Таганрогу железной дороги, т. е. практического усовершенствования русской жизни. Он является автором нескольких «записок» столичным администраторам (в т. ч. Д. А. Милютину, П.А. Валуеву). В их числе «Записка о построении железных дорог в России» . В данном случае можно сказать, что поэты спускаются к земным проблемам. С другой стороны, поэзия (поэтическая обобщенность и образность) зазвучала в начале XX в. в публицистике А. Суворина в его «Маленьких письмах».

Размышляя о причинах Русско-японской войны, об отношении к ней, А. Суворин назвал Дальневосточную дорогу гигантским железным мостом между Европой и Россией и Восточным океаном. «Этот мост тотчас после своего окончания сделался причиною настоящих, сложных отношений между Россией, Китаем и Японией. Богатырский памятник чрезмерных усилий русского народа подвергается опасности. При всей своей реальности он представляется мистической вавилонской башней, поднявшейся до русского неба, Великого океана. Это - не сибирский, а русско-азиатский великий путь и объяснить его значение можно не цифрами вычислением доходов и расходов, а проникновенною идеей преобразования Азии в культурное государство. <...> Николай II открыл нам ворота в Великий океан, в которые мы давно стучались. Железный путь туда - живая вода, которая своей животворной влагой вспрыснула народы, давая им новую жизнь и обещая лучшее будущее. Сама судьба, а вовсе не чья-нибудь ошибка, как думают многие, заставила вести железную дорогу именно так, как она проведена, не по левому берегу Амура - вот это было бы роковой ошибкой, - а по Маньчжурии и затем к выходу в Великий океан, на это новое поприще всемирной жизни. Не потому ли торопятся американцы с Панамским каналом, что мы стали у Великого океана? Мы обогнули с севера всю Азию железною непрерывною цепью и ни одного звена этой цепи уступить мы не можем. И пусть попробует кто-нибудь из наших врагов разбить свой лоб об это железо.» .

Если в стихотворении Н. Кукольника паровоз еще назывался пароходом, то в 1930-е гг. А. Платонов (прозаик, инженер!) воспел паровоз - это чудо из металла, - сравнив его восприятие с восприятием поэзии. В рассказе «В прекрасном и яростном мире. Машинист Мальцев» герой Платонова вспоминает: «Машина «ИС», единственная тогда на нашем тяговом участке, одним своим видом вызывала у меня чувство воодушевления; я мог подолгу глядеть на нее, и особая растроганная радость пробуждалась во мне - столь же прекрасная, как в детстве при первом чтении стихов Пушкина» .

Чем была железнодорожная техника для героев Платонова? Только ли металлом? В его рассказе «Старый механик» поначалу может вызвать улыбку следующая фраза: «Семья Петра Савельича была небольшая: она состояла из него самого, его жены и паровоза серии «Э», на котором работал Петр Савельич» . Но только поначалу. Ибо потом читатель слышит, что Петр Са-вельич и его жена Анна Гавриловна постоянно разговаривают о паровозе, на котором работал глава семьи, как о живом существе. В центре внимания этой небольшой семьи (единственный сын умер от детской болезни) -состояние машины. И начинается рассказ с описания сумрачного настроения Петра Са-вельича из-за поломки любимца семьи.

Новое время, новое искусство потребовали новых средств в изображении растущей технической мощи, иных ритмов. Для того чтобы передать ритм индустриализации XX в., понадобился до сих пор непревзойденный анимационный фильм Михаила Цехановско-го «Пасифик 231 - симфоническая поэма о паровозе» (1931). В этом фильме Цеханов-ский показал себя художником синтетического типа. Это был художественный эксперимент в области художественного взаимодействия изображения и звука. Музыка А. Онеггера послужила монтажной осью для зрительных образов трех видов - натурного изображения паровоза и его деталей, дирижера и музыкантов, отдельных крупных планов оркестра - раздувающихся щек, порхающих смычков и т. д. Это была фактически первая попытка киноиллюстрации симфонической музыки. Во всем мире очередной паровоз Цехановского вызвал колоссальный интерес и признание. Серьезные

искусствоведческие журналы посвящали этой работе обстоятельные разборы. А одним из источников вдохновения стал ушедший через два десятилетия в историю паровоз.

Говоря о теме железной дороги в отечественной литературе 1920-1980-х гг., нельзя не подчеркнуть особую роль романистики Л. Леонова в развитии этого мотива. Его творчество, впитав достижения предшествующего века, отразило многомерное, далеко не мажорное восприятие технической цивилизации. Можно сказать, что железная дорога у Л. Леонова обрела философское звучание. В отношении к железной дороге отражено мировосприятие леоновских героев, передано тревожное, подчас драматическое отношение автора к стальным артериям обновляющейся страны.

Сложность, метафоричность образа железной дороги в романах Л. Леонова вызывала и продолжает вызывать противоречивые суждения интерпретаторов его творчества, по-разному оценивавших освоение этой темы писателем. Так, Р. Опитц констатирует возникновение в «Воре» темы железной дороги, «такой важной для композиционной структуры «Дороги на Океан» . В.П. Скобелев считает закономерным неоднократное появление на страницах «Вора» образа железной дороги как «мотива железа, трущегося о колесо» .

На актуализацию «железнодорожных мотивов» в романах Л. Леонова и А. Платонова обратил внимание Е.А. Яблоков: «И в «Воре», и в «Чевенгуре» (а до него в «Сокровенном человеке») образ «железного пути» имеет чрезвычайно широкий смысл, поскольку прямо ориентирован на марксову метафору революции как локомотива истории. В аспекте этой метафоры <. > амбивалентное отношение к «локомотиву истории» в «Воре» выражено не столь явственно» . Однако притча Пчхова об Адаме и Еве содержит в качестве одного из символов прогресса именно паровоз, а вся поучительная история - о пути человечества: «Спервоначалу пешочком тащился, а как притомляться стали, паровоз придумал, на железные колеса нас пересадил. Нонче же на еропланах катит, в ушах свистит, дыханье захлестывает. <. >

Долга она оказалася, окольная-то дорожка, а все невидимы покамест заветные-то врата» . Локомотив воспринимается как символ страшного будущего, провозвестник грядущих исторических и социальных катастроф. Писатель противопоставляет этому первоначальную чистоту отношений, верность культурному прошлому.

Причастность Векшина к постоянному движению заложена, не прямо - опосредованно, фактом близости отчего дома к железной дороге. Герой настолько сросся за годы детства с миром рельсов и шпал, что даже явления природы воспринимает в сравнении с явлениями железной магистрали: для него разгар бури - «как бы сумасшедшие поезда бежали по рельсам, наполняя ночь воем и грохотом» (3, 59). Традиционно производится сопоставление в другом порядке: поезда шумят, как ветер в бурю. Но для Векшина первично именно стальное полотно, а не природная стихия. Поэтому трудно согласиться с В.И. Хрулевым в том, что Векшину сопутствует водная стихия, река: «В романе «Вор», - пишет исследователь, - символическое значение приобретает речка Кудема. Сопровождая путь Векшина, она становится сферой очищения, надеждой на исцеление» . Скорее, железная дорога выступает постоянной спутницей основных жизненных перипетий героя. Естественность природы, чистота воды не свойственны Векшину.

Детские впечатления Векшина от картины приближающегося паровоза созданы Л.М. Леоновым в лирическом ключе. Но пронзительные строки о беспрерывности и бесцельности движения поезда появляются именно в данном фрагменте: «Поезда, поезда, человеческой тоской гонимое железо! С грохотом проносились они мимо, в бесплодной попытке достигнуть края земли и мечты» (3, 70). Вспоминаются и упомянутые уже блоковские строчки: «Так мчалась юность бесполезная, / В пустых мечтах изнемогая. / Тоска дорожная, железная / Свистела, сердце разрывая....

Наблюдения Р.С. Спивак над поэтикой стихотворения А. Блока «На железной дороге» кажутся написанными о герое романа Л.М. Леонова «Вор»: «. пролетающий мимо полустанка поезд вырастает в символ жизни, безжалостно опрокидывающий юношеские иллюзии, не считающейся с индивидуумом и

не программирующей счастья как свершения его надежд и планов» .

Герой испытывает страх и непонятное восхищение перед железной громадой поезда: «Железо моста загудело в мелкой дрожи: обреченное на неподвижность, оно приветствовало другое железо, жребием которого было движенье без устали и конца» (3, 75). Этот фрагмент писатель считал одним из удачных в романе: «Поезд идет, гудит, несется, а Митька и Маня прижались друг к другу и почувствовали, что связаны они отныне навсегда» . В.А. Ковалев, однако, не допускает равнозначности передачи переживаний персонажа и непосредственного авторского лиризма: «Главное здесь - описание детских переживаний Векшина, его мечтаний об иной, далекой жизни, куда уносятся проходящие мимо поезда, - и вместе с тем раскрытие лиризма Фирсова, который только и мог назвать поезда «человеческой тоской оживленным железом» и подчеркнуть «бесплодность» порывов к достижению мечты» .

Иную точку зрения высказала Е.Б. Ско-роспелова. Она считает, что связь детства и юности героя с железнодорожным миром отражает «соприкосновение с большой жизнью и отражает ощущение ее недостижимости» . Но Дмитрий не обожествляет движение и не благоговеет перед поездами. Однажды в своих воспоминаниях, передаваемых косвенной речью автора, Векшин назовет поезд «длинным, железным, хвостатым чудовищем» (3, 344). С «поездушными» событиями связаны и первые упреки совести, когда, поймав от барышни из поезда пятачок, Векшин купил булку и съел ее один, не поделившись с семьей. Однако «мельчайшая точка, более похожая на брызг чертежникова пера» (3, 68), вмещающая в себя далекий разъезд, стала для Векшина символом родины, одиночества без нее и тоски.

Железная дорога связывается и с быстротечностью жизни, страхом перед громадой железа и стремительной его скоростью, бесконечностью и бесцельностью пути, отсутствием собственного, не на колесах, дома. Мотив железной дороги в «Воре» стал символом трагической безысходности, бесполезности движения, однообразного хода жизни.

В последующих после «Вора» произведениях Л. Леонова железная дорога воспри-

нимается автором и героями как нечто уже естественное и прочно вошедшее в современную жизнь: «Кричит паровоз, пробуждая спящие стихии; слух Бураго ласкают нетерпеливые лязги пара и железа» (4, 261); «Поезд, набитый искателями хлеба и соли, донес и ее (Сузанну. - Н. С.), искательницу воли своей, до мизерного, безымянного полустанка» (4, 72). Рабочие на Соть прибывают на поезде. Когда работы на производстве не стало хватать, даже железнодорожный состав, привозивший строителей и воспринимавшийся как необходимое условие новой жизни, теперь казался сотинцам всего лишь «старомодным паровозишком, притаскивавшим длинный состав» (4, 213), а сама стальная магистраль погрузилась в «безжизненное оцепенение» (4, 213). Для молодых героев «Дороги на Океан» паровоз становится символом новых достижений и паролем будущих успехов.

«Гремучим жестяным деревом» (5, 12) называет Л. Леонов мчащийся поезд, «жестяными листьями» - колеса, под речетатив которых Скутаревскому приходят мрачные мысли: «Умирать - это правильно.», «бессмертье - бунт индивида!» (5, 12) и т. д. Лео-новское восприятие «холода» и «бездушно -сти» железной дороги продолжает традиции серебряного века. И.Ф. Анненский в стихотворении «Зимний поезд» писал:

Я знаю - пышущий дракон,

Весь занесен пушистым снегом,

Сейчас порвет мятежным бегом Завороженной дали сон.

А с ним, усталые рабы,

Обречены холодной яме,

Влачатся тяжкие гробы,

Скрипя и лязгая зубами .

Аналогичное необъяснимое чувство страха перед «железным драконом» отмечает в воспоминаниях А. Бенуа: «.особенно часто повторялись мучительные сны про железную дорогу. Их было два варианта. Вариант первый: я стою на траве у самого пути и мне совсем не страшно, я знаю, что поезд ходит по рельсам и меня он не тронет. Но появляется дымок над деревьями, локомотив выскакивает из леса и вместо того, чтобы пройти мимо, он сворачивает и с какой-то злобой бросается прямо в мою сторону. Я погиб!..

Второй вариант: напоминает тот сон, который видит Анна Каренина. Опять рельсы, но я не на траве, а на платформе станции. Поезда вообще нет, его ждут, но какой-то незнакомый, бритый, беззубый, скрюченный старичок, похожий на нищего, с палочкой в руке мурлычет мне под ухо одно и то же: «Едет - не едет, едет - не доедет.» В этом сне, который я всегда как-то заранее предчувствовал, было что-то особенно гнусное.» .

Л.М. Леонов постепенно наращивает впечатления, окончательно формирующиеся затем в емкую формулу. Железнодорожный вагон и стальная магистраль в целом становится символом бездомности, неустроенности героев, «наиболее убедительным образом человеческой бездомности» (3, 529): отец Дмитрия работал сторожем на железнодорожном разъезде, «выходил к поездам с зеленым флажком <. > уведомлять о безопасности их бесконечных (читай: бесцельных. -А. И, Н. С.) странствий» (3, 60) (это косвенная аллюзия на отсутствие полноценного дома у героя, так же, как, например, мать Увадьева («Соть») работает стрелочницей на трамвайных путях: «Сидишь, а рельсы-то все бегут, бегут. и так надо до конца сидеть, пока не застынешь» (4, 267); Санька Велосипед живет с Ксенией в опустевшем вагоне («Вор»); Павел Рахлеев («Барсуки») переезжает и живет в бронепоезде; Курилов («Дорога на Океан») в силу занимаемой должности постоянно на колесах; Валерий Крайнов («Русский лес») в годы Гражданской войны также обитал в служебном вагоне. Неустроенность в быту толкает героев на связь с железной дорогой.

Закономерно, что автор в новом эпилоге к роману «Барсуки» уводит братьев из леса на железную дорогу. В первоначальном варианте встреча Рахлеевых произошла в лесу. Но природная стихия - лес - не вполне соответствует настрою главных героев. Естественность природы контрастирует с «железной» логикой Антона и Семена. Гармонии не получится. Потому лучшим местом для заключительного свидания может послужить вагон. Писатель переносит центр философской и моральной тяжести из гармоничного мира природы в мир техники, железа.

Железная дорога воспринимается как символ смерти, железной необходимости, пустоты и страха. На самолете летит больной

Потемкин: «не люблю в дороге.умирать. <...> А на полет меня еще хватит» (4, 230). «Полет, вот естественное состоянье человека, все остальное - лишь кощунственное отступление от нормы, - вторит ему и герой «Скутаревского». - Умирать надо в полете, вбегая в первоначальное вещество и растворяясь в нем без остатка» (5, 97).

Дорога в романе «Дорога на Океан» выступает, помимо всего прочего, и как действующее лицо, которому свойственны различные переживания и с которой происходят разнообразные события: «Дорогу начинало лихорадить» (6, 185), «Дорога твоя работает неважно» (6, 186) и т. п. Думается, это не обычная метонимия. Именно такой, живой, воспринимает железнодорожную магистраль Курилов и его коллеги.

Люди старшего поколения недоверчиво относятся к любой чудо-технике. Их оценки, сравнения носят негативный характер. Так, даже технически грамотный Ренне уподобляет игру начинающего трубача игре на паровозе, подчеркивая неуклюжесть, громкость действия. Движение, любая дорога, перемещение, даже простое наблюдение постройки дорог страшны для скитчан: «Явствовало лишь, что по проложенной дороге прикатит вскорости лютая машина, которая неминуемо пожрет и несуесловную прелесть места, и тишину - наследие дедов, а вместе с ней и Мелетиево детище» (4, 24).

По дороге на выставку Черимов и Женя едут в автобусе, в салоне которого сталкиваются представители молодого и старого поколений, для которых техника, средства передвижения символизируют переход к новой,

более цивилизованной жизни. И если «сухонькую старушку, из породы тех, которые обмывают покойников и любят стоять в очередях» (5, 268), пугает быстрая езда и необъяснимое веселье ее молодых соседей, то юной паре как раз по душе некая безудержная удаль, воплощавшаяся в лихой гонке. Скорости, смелости и молодости - по пути, а для старушки автобус - «колдовская коробка» (5, 268).

Для Омеличева метафора жизненного пути оказывается связанной с железной дорогой. «Всякий раз, как <.> останавливался у платформы паровоз, Глеб испытывал безотчетную потребность вскочить в последний вагон и заново проехать в прошлое» (6, 304). Именно на вокзале Глеб встречает Кормили-цына: прошлое из вагона приближалось к Глебу.

Изначально духовенство видело «в распространении железных дорог угрозу вере, ущерб церкви и развращение паствы» (6, 346). «Паровозные вопли с железной дороги» вызывали у помещицы Сапегиной приступы беспричинной тоски (9, 221) (Можно вспомнить и Кабаниху А.Н. Островского, которая боялась новой техники: «А меня хоть золотом осыпь, так я не поеду» . Героини: и Сапегина, и Кабанова - представители одного сословия и приблизительно возраста, и их восприятие «запряженного огненного змия» схоже). Упадок промышленного хозяйства Омеличевых «наступил после появления железной дороги» (6, 85), технические усовершенствования принесли вред купеческому хозяйству.

Открытие железной дороги, о которой составляет историческую повесть Алеша Пе-ресыпкин, состоялось в Ильин день: «бор-зинговские паровозы приравнены к той огненной телеге, на которой <.> пророк Илья отбыл на небо, в нетленные чертоги творца» (6, 358).

Смерть под колесами поезда воспринималась в 1930-е гг. как нечто естественное: Глеб Протоклитов, сочиняя себе «подходящую для чистки» биографию «убил» отца именно таким способом; до нелепости безалаберное поведение Чередилова чуть не стоило ему жизни, оставленной под колесами поезда, когда его, пьяного, чуть не задавило составом (9, 266). Мать Геласия задавило

поездом, из-за трагедии с паровозом жизнь Геласия стала несчастной.

Для молодых же героев железная дорога становится привычным атрибутом новой жизни. Ренне в глазах собственной дочери выступает как «добросовестный паровичок с российской узкоколейки, оказавшийся вовсе не приспособленным к рельсам новых магистралей, - не только по техническим своим навыкам» (4, 178). Жене образ будущего видится именно в образе электровоза (5, 130). Мать Сайфуллы уважительно и с гордостью воспринимает своего сына-машиниста «как хозяина большой машины» (6, 388).

Для многих героев «Дороги на Океан» и «Русского леса» железная дорога «являлась не только источником заработка, но и орудием <.> человеческой деятельности, если не смыслом существования» (9, 440).

Первая фраза «Русского леса» посвящена прибытию героини на вокзал: «Поезд пришел точно по расписанию» (9, 7). В.В. Аге-носов обратил внимание на эту деталь: «Само понятие «поезд» несет в себе наряду с прямым целый ряд дополнительных оттенков. На память приходит марксовское выражение «локомотив истории». <.> «Поезд» влечет за собой ассоциацию «дорога». Это понятие романтическое. Наконец, поезд - это собрание разных людей. И все эти значения действительно раскроются в первой главе. Лейтмотивом ее станет ч у д о» .

«Замирающий среди душной летней ночи клик паровоза» (9, 33) ассоциируется у Поли с отцом, с уходом матери из семьи. И поэтому именно «петушиный, призывающий крик маневрового паровоза» (9, 37) как сигнал к решительным действиям подталкивает Полю зайти в дом к отцу. Леночка же Вихрова, терзаемая угнетениями совести за жизнь из благодарности в доме Вихровых, по ночам «вслушивалась в тревожные, с близкой окружной дороги, паровозные гудки, вкрадчиво звавшие ее куда-то» (9, 334).

Совсем иное отношение у Сергея Вихрова. Им владела «давняя страсть ко всяким механизмам, преодолевающим время и пространство и <.> удлиняющим жизнь» (9, 394). Детская игрушка (как и у Луки Омели-чева в «Дороге на Океан») определила Сережину судьбу. Сборка бронепоезда для фронта подробно описывается. В данном случае

это уже не тот паровоз, за которым «тащились» Адам и Ева, а совершенно необходимое фронту, стране механическое сооружение. Не случайно Вихров сравнивает себя со «стрелкой манометра на паровозном котле», которой не «положено лгать» (9, 344), а вот Чередилов видит в паровозе тревожный символ и представляет Вихрова неким семафором, дежурным на дороге: «Помахал флажком разок-другой и отступи в сторонку: задавит тебя паровозищем, чудило ты лесное» (9, 408).

В «Пирамиде» всем членам семейства Лоскутовых, напуганным посещением фининспектора, сразу после его ухода «навечно запомнился <...> с окружной железной дороги паровозный вскрик, зловещее напомина-нье о скором теперь изгнанье из Старо-Федосеева. Такая прощальная тоска прозвучала в нем» ; «маневровый гудок с окружной дороги» послужил и сигналом к горькому расставанию.

Технический транспорт на страницах романов Леонова постепенно, как и в жизни, проходит стадии усовершенствования и смены одного вида другим. В «Барсуках» и «Со-ти» ездили в большей степени на телегах, в «Воре» в притче возникает образ локомотива, а Дмитрий Векшин и Николай Заварихин ездят на поездах, в «Скутаревском» передвигаются в большей степени на машинах и поездах, в «Дороге на Океан» герои путешествуют и заняты по роду своей деятельности с железнодорожным транспортом, а предреволюционные события касаются пароходства. Вихров, как истинный любитель природы, все больше ходит пешком и путешествует. «Пирамида» же дает совершенно фантастические для времени середины ХХ столетия средства передвижения: полет на лыжах, на автомобиле. Сам простор путешествий лео-новских героев претерпевает изменения, сказывающиеся на временном и пространственном планах романов.

Но именно железная дорога представляется автору дорогой в будущее. Курилов и его соратники строят железнодорожную магистраль, ведущую к водным просторам, метафора дороги в будущее основана на восприятии пути как цивилизованной стальной магистрали в будущее. «Для меня дорога, -говорил Л. Леонов, - была как бы прокладкой магистрали в дальнее будущее мира. Са-

мо же название «Дорога на Океан» означало не только дорогу и не только «железную», и не просто на Восток, к Тихому Океану, но и к Океану - в понятии Вечности» .

Стальная магистраль - вот новый путь шествия цивилизации. Именно в таком значении Леонов использует образ локомотива как прогресса в притче Пчхова и в других произведениях тоже. Думается, что известная строка Е.А. Баратынского «Век шествует путем своим железным.» подразумевает именно прогресс технический, а эпитет «железный» возник с появлением железных дорог, удаляющих человечество от своих корней.

Сравнение пути России с кораблем стало традиционным в литературе. Л.М. Леонов использует данную метафору: «Ему (Увадье-ву. - А. И, Н. С.) мнился незамысловатый образ корабля, который потрясают ночь и буря. Нужно было чрезвычайное уменье и воля, чтобы вести его при перегруженных котлах через море, не помеченное ни на каких картах. Корабль кренился то в одну, то в другую сторону, и всякий раз волны свирепей вскидывались на покачнувшуюся вертикаль» (4, 235), - но, в соответствии с происходящими техническими переменами, может уподобить страну и более простому средству, если речь идет о неудачах: «Подобно опрокинутому грузовику тарахтела российская машина, а людишки бегали вокруг, сбираясь снова поставить ее на колеса» (4, 70).

С поездом в творческой биографии самого Леонова связаны не самые лучшие воспоминания. Известная формула Л.Д. Троцкого о попутчиках касалась непосредственно Л. Леонова. Стоит заметить, что пущенный Троцким в обиход термин был востребован теми, кого политический критик относил к попутчикам. Л. Леонов обращается к «дорожной» лексике для характеристики новых задач, стоящих перед писателями: «В перестройке писатель заинтересован прежде всего сам, ибо ему жить и работать; союзу попутчиков следует много думать над этим: не доехал ли он уже до своей станции. Ибо в дальнейшем поезд ускоряет ход, перегоны станут все длиннее, и на ходу выпрыгивающим из социалистического экспресса все больше будет грозить опасность попасть под его колеса» . «На биваках гражданской войны, - продолжает эту мысль-

образ писатель, - певали мы песню про паровоз, что стрелою летит в коммуну. Таким словом обозначено в трудовом народе понятие о справедливом людском существованье. Тогда же конечная станция еще не была введена в действующий график всечеловеческого прогресса. <.> С тех пор, все набавляя ходу, мчится наш поезд, заправленный рукою великого машиниста. Даты убегают вспять, как верстовые столбы; их застилают другие, попеременно то слепя, то туманя взор блеском незнакомых просторов, печалью утрат, сверканьем очередной победы» (10, 383).

Подобный прием использовал и Е.И. Замятин, в статье которого «Новая русская проза» возникает образ паровоза, а в литературном манифесте «Я боюсь» употребляется развернутая метафора о принадлежности писателя к определенному послеоктябрьскому направлению: «билет в вагон «Серапионовых братьев» .

Железная дорога в романах Леонова является не просто средством путешествия героя. Писатель не показывает пространных дорожных пейзажей, не передает ярких дорожных впечатлений. Для его персонажей дорога, скорее, состояние внутреннего мира. Со стальной магистралью связаны конкретные события в жизни, она служит сигналом, намеком на перспективы развития. Железная дорога представлена как символ губительной человеческой истории, под чьими колесами и рядом с которой происходят трагедии людей. Дорога не всегда соединяет людей.

Леоновский мотив дороги, постоянно развиваясь, обретает черты концептуальных обобщений, вырастая до масштаба символа и приобретая эпический характер. С темой пути человеческой культуры и цивилизации связан и мотив уклонения от дороги, блуждания по дорогам истории. Об этом свидетельствует общий пафос леоновского творчества, в особенности его романы «Вор» и «Пирамида».

Персонажи леоновских романов постоянно в пути, что говорит о непрерывности их движения в пространстве истории, в развитии внутренних качеств, о неустанности работы над собой. Движение - символ жизни. Поступки, чувства героев имеют свою эволюцию, «застывших» на месте характеров практически нет.

В романах Л.М. Леонова «Дорога на Океан», «Русский лес», «Пирамида» дорога стала не просто пронизывающей нитью на тематическом уровне, но и одним из определяющих структурное единство и стилистическую оригинальность мотивом. Пространственно-временная метафора дороги символизирует путь героев, страны в их развитии.

Железная дорога - явление, в данном случае, технической культуры - оказала воздействие на культуру художественную XIX и XX вв., запечатлевшись в поэзии, прозе, публицистике и кино. Мастера слова, например, передали: и детски-наивное впечатление от движущегося «парохода» на колесах, и сложные чувства, связанные с обновлением, ожиданием нового, и восприятие железной дороги как иного мира, и осмысление сути прогресса. И так много еще строк, художественных полотен, фото- и кинокадров, посвященных железной дороге, ожидают внимательного прочтения, просмотра, осмысления.

1. Некрасов Н.А. Полн. собр. соч. и писем: в 9 т. М., 1948. Т. 2.

2. Некрасов Н.А. Указ. соч. Т. 1.

3. БлокА.А. Собр. соч.: в 6 т. М., 1980. Т. 2.

4. КупринА.И. Собр. соч.: в 5 т. М., 1982. Т. 2.

5. Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. Т. 3. М., 1988.

6. Суворин А. Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904-1908). М., 2005.

7. Платонов А. В прекрасном и яростном мире. Машинист Мальцев // Платонов А. Избр. произв.: Рассказы. Повести. М., 1988.

8. Опитц Р. Философские аспекты романа «Вор» Л. Леонова // Современный советский роман. Философские аспекты. Л., 1979.

9. Скобелев В.П. Роман Л. Леонова «Вор» в контексте «романного» мышления второй половины 20-х годов // Век Леонида Леонова. Проблемы творчества. Воспоминания. М., 2001.

10. Яблоков Е.А. Пуховы и прочие (Леонид Леонов и Андрей Платонов в двадцатые годы) // Век Леонида Леонова. Проблемы творчества. Воспоминания. М., 2001.

11. Леонов Л.М. Собр. соч.: в 10 т. М., 1981. Т. 3. С. 152. В дальнейшем цитируется это издание с указанием номера тома и страницы в тексте.

12. Хрулев В.И. Символика природного мира в прозе Л. Леонова // Природа в художественной литературе: материальное и духовное. СПб., 2004.

13. Спивак Р. С. Русская философская лирика. Проблемы типологии жанров. Красноярск, 1985.

14. См.: Овчаренко А.И. В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов. М., 2002.

15. Ковалев В.А. Творчество Леонида Леонова. К характеристике творческой индивидуальности писателя. Москва; Ленинград, 1962.

16. Скороспелова Е.Б. Русская советская проза 20-30-х годов: судьбы романа. М., 1985.

17. Анненский И.Ф. Избранные произведения. Л., 1988.

18. Бенуа А.Н. Мои воспоминания: в 5 кн. М., 1993. Кн. 1-3.

19. Островский А.Н. Гроза // Островский А.Н. Полн. собр. соч.: в 16 т. М., 1950. Т. 2.

20. Агеносов В.В. Советский философский роман. М., 1989.

21. Леонов Л.М. Пирамида. М., 1994. Вып. 1.

22. Леонов Л.М. «Человеческое, только человеческое.» // Вопросы литературы. 1989. № 1.

23. Новый мир. 1931. № 10. Цит. по: Лавров А.В. «Производственный роман» - последний замысел Андрея Белого // Новое лит. обозрение. 2002. № 4. (56). С. 115.

24. См.: Замятин Е.И. Я боюсь. Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. М., 1999.

Поступила в редакцию 16.11.2011 г.

RAILWAY IN RUSSIAN ARTISTIC CULTURE OF 19TH-20TH CENTURIES

Anatoly Ivanovich IVANOV, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Doctor of Philology, Professor, Head of Journalism Department, e-mail: [email protected]

Natalia Vladimirovna SOROKINA, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russian Federation, Doctor of Philology, Professor, Professor of Russian and Foreign Literature Department, Head of Russian Philology Department, e-mail: [email protected]

In the article the authors study the effect that railway as a technical culture phenomenon had on creative work of cultural professionals of the 19th-20th centuries. Poetic lines, prose and paintings, dedicated to the railway, show the first impressions left by the moving wheeled “steamer”, they show the complex feelings due to the oncoming renovation, the new expectations. For a few decades railway was the new world itself, it was the symbol of progress.

Key words: technical and artistic culture; railway; civilization; progress.

Билет 2

Нравственные проблемы в пьесах Островского.

В «Грозе» А. Н. Островский поднимает не столько социальные, сколько нравственные проблемы. Драматург показывает нам, как в личности вдруг просыпаются еще не известные до этого чувства и как меняется ее отношение к окружающей действительности.

Конфликт между Катериной и «темным царством», показанный драматургом, - это противостояние законов Домостроя и стремления к свободе и счастью. Гроза в пьесе не просто природное явление, а символ душевного состояния героини. Катерина выросла и сформировалась как личность в страшных условиях Домостроя, но это не помешало ей противостоять калиновскому обществу. Для Островского было важно показать, что там, где губят любое проявление свободы, возможно появление сильного характера, стремящегося к своему счастью. Катерина всем сердцем стремится на волю. Особенно ярко это видно благодаря ее рассказу Варваре о своем детстве, когда она жила в атмосфере любви и понимания. Но Катерина еще не до конца понимает того нового отношения к миру, которое и приведет ее к трагическому концу: «Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю». Полюбив Бориса, она считает свои чувства греховными. Катерина видит в этом нравственное преступление и говорит, что душу «уже погубила». Но где-то внутри она понимает, что нет ничего безнравственного в стремлении к счастью и любви. В “Грозе” проблема покаяния является наиболее острой. Главная героиня трагедии - Катерина - испытывает страшные муки совести. Она разрывается между законным мужем и Борисом, праведной жизнью и падением. Она не может запретить себе любить Бориса, но она сама себя казнит в душе, считая, что этим она отвергает Бога, так как муж для жены - это как Бог для церкви. Поэтому, изменяя мужу, она предает Бога, а значит, теряет всякую возможность спасения. Этот грех она считает непростительным и поэтому отрицает для себя возможность покаяния. Катерина очень набожная женщина, с детства она привыкла молиться Богу и даже видела ангелов, вот почему ее мучения столь сильны. Эти страдания доводят ее до того, что она, опасаясь кары Божьей, олицетворяющейся в виде грозы, бросается в ноги мужу и признается ему во всем, отдавая свою жизнь в его руки. На это признание люди реагируют по-разному, выявляя свое отношение к возможности покаяния. Кабанова предлагает зарыть ее в землю живьем, то есть считает, что нет возможности ее простить. Тихон же, наоборот, прощает Катерину, то есть верит в то, что она получит прощение от Бога

Мотив дороги в творчестве русских писателей XIX века.

В русской литературе конца XVIII века тема дороги прослеживается даже в названиях некоторых произведений. Писатели-сентименталисты (сентиментализм получил развитие в России именно в это время) нередко использовали такой жанр художественных произведений, как путешествие: впечатления о посещении Германии, Швейцарии, Франции и Англии легли в основу книги Н.М. Карамзина «Письма русского путешественника», а дорога из Петербурга в Москву потрясла увиденным А.Н. Радищева, что в итоге привело к созданию его самой известной книги - «Путешествия из Петербурга в Москву».

Мотив дороги звучит в значительном произведении 19 века. Это – «Мертвые души» Н. В. Гоголя. В «Мертвых душах» Н. В. Гоголь ставил перед собой задачу показать всю Русь. Но показывает он лишь небольшой ее кусочек – уездный город и его окрестности. Основное действующее сословие – мелкопоместное дворянство. Здесь также связующей нитью между этапами повествования является дорога. Так, поэма «Мертвые души» начинается с описания дорожной брички; основное действие главного героя – путешествие. Ведь только через путешествующего героя, через его странствия можно было выполнить поставленную глобальную задачу: «объять всю Русь». Тема дороги, путешествия главного героя имеет в поэме несколько функций. Конечно же, это прием чисто композиционный, связывающий главы воедино. Также описания дороги, ведущей в то или иное поместье, предворяет описание самих помещиков, настраивает читателя на определенный лад.

В этом лирическом отступлении тема дороги вырастает до глубокого философского обобщения: выбора поприща, пути, призвания.

Дорога – это композиционный стержень произведения. Бричка Чичикова – символ однообразного кружения сбившейся с прямого пути души русского человека. А проселочные дороги, по которым эта бричка колесит, – не только реалистическая картина российского бездорожья, но и символ кривого пути национального развития. «Птица-тройка» и ее стремительный лет противопоставлена бричке Чичикова и ее однообразному кружению по бездорожью от одного помещика к другому.

«Птица-тройка» – символ национальной стихии русской жизни, символ великого пути России в мировом масштабе. Но эта дорога – уже не жизнь одного человека, а судьба всего русского государства. Сама Русь воплощена в образе птицы-тройки, летящей в будущее: «Эх, тройка! птица тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета…Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?.. и мчится вся вдохновенная Богом!.. Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа… летит мимо все, что ни есть на земле… и дают ей дорогу другие народы и государства».

В своих поэмах Н. В. Гоголь решил обзорно показать жизнь всей Руси. В «Мертвых душах» тема дороги – основная философская тема, а все остальное повествование – лишь иллюстрация к тезису «дорога есть жизнь».

Не менее ярок и важен мотив дороги у другого русского писателя – А.С. Пушкина. В повести "Капитанская дочка" в описании поездки Петруши Гринева в Оренбург и в крепость мы видим ту же самую Россию, но в другое историческое время и глазами другого автора. Теперь наше внимание привлекает странный вожатый, как представитель народа, с которым и Гринев, и читатели лишь начинают знакомиться. Нельзя не сказать о метели как символе народного движения. Если дорога символизирует ход развития русской истории, то этот снежный буран – это брожение в умах народа, его недовольство, из которого (это тоже очень символично) появляется этот вожатый. Кульминационный момент этой первой встречи – разговор "мужика" с хозяином двора, казаком. Постоялый двор – это тоже как бы часть дороги, на нем останавливаются все проезжающие. И таинственная, полная непонятного смысла беседа двух казаков подразумевает загадочность, хитрость и даже опасность русской души. Этот вечер остается в памяти и Петруши, и читателей, с него Пушкин начинает рассказ о народе. В "Евгений Онегин" образ дороги выражен не так ярко, но это не умаляет его значимости. Пушкин с иронией рассказывает о состоянии дорог в России, описывая путешествие Лариных в Москву: "…мосты забытые гниют, на станциях клопы да блохи заснуть минуты не дают…". Однако вместе с тем Пушкин описывает Россию, путешествуя вместе с Онегиным, с другой стороны. Он восхищается ее многообразием, грустит о милых сердцу пейзажах.

Образ дороги (пути) можно назвать архетипом: он присутствует в культуре различных эпох. В русской литературе мотив пути звучал еще в древнерусских произведениях: в поход «на землю половецкую», желая отомстить кочевникам за обиды, нанесённые русскому народу, отправился князь новгород-северский Игорь Святославович; в путь на битву с ханом Мамаем вел войско князь Московский Дмитрий Иванович («Задонщина»); тверской купец описал свое путешествие в «Хождении за три моря».

Позже мы увидим этот мотив в знаменитом «Путешествии из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева.

Тема дороги звучит и в комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума» (Чацкий приезжает в фамусовскую Москву в начале произведения и уезжает из нее в конце; мы видим неприкаянного героя в поиске, в пути), в «Герое нашего времени» М.Ю.Лермонтова тема путешествия в фабуле романа отражает одиночество и потерянность главного героя - Печорина.

Но ведь слова «дорога», «путь» многозначны: они могут обозначать не только отрезок пространства между какими-либо пунктами, но и этапы жизни как отдельного человека, так и целой нации. И в этом смысле мы можем говорить о жизненном пути героя, историческом пути народа. Коротким оказался он для героини пьесы А.Н. Островского «Гроза»: от счастливого детства («я жила - ни об чем не тужила, точно птичка на воле») до преждевременной смерти, которую чистая и свободная Катерина предпочитает жизни в доме свекрови Кабанихи. В подобном ключе можно рассматривать и путь русского народа в Отечественной войне 1812 года (роман-эпопея «Война и мир»), когда разные слои населения от главнокомандующего Кутузова до «самого нужного человека» в партизанском отряде - Тихона Щербатого и «старостихи Василисы, побившей сотню французов», - сплотились в едином патриотическом порыве освобождения России от иноземных захватчиков.

А каким величественным представляется читателям поэмы «Мёртвые души» образ дороги, по которой, «что бойкая, необгонимая тройка», несётся Русь! Лирические отступления Гоголя полны размышлений об историческом пути России, о ее месте и значимости в целом мире.

О пути России и русского народа размышляет в ряде своих стихотворений и Александр Блок, поэт, оказавшийся на перепутье двух веков – ХIХ и ХХ. Особенно глубоко и необычно данная тема раскрывается в стихотворениях «Русь», «Россия» и в цикле «На поле Куликовом». В стихотворении «Русь» перед читателем возникает образ загадочной, колдовской страны, «где все пути и перепутья живой клюкой измождены». Отечество в дороге, в вечном движении предстает и в стихотворении «Россия», начинающемся со слов:

…И вязнут спицы росписные (орфография Блока)
В расхлябанные колеи…

В стихотворении «Россия» этот образ наделен целым рядом смыслов: «невозможное возможно, дорога долгая легка», и Россия, с лесом и полем, в «плате узорном до бровей», подарит уставшему путнику «мгновенный взор из-под платка». И, наконец, как олицетворение вершины неистового движения блоковской России представляется метафорический образ «степной кобылицы», летящей «сквозь кровь и пыль» вперед, в непокой, потому что «покой нам только снится», а ждет русских «вечный бой».

Итак, образ дороги в отечественной литературе многогранен и глубок. Среди произведений русских писателей можно найти самые разные его аспекты: путь как личная судьба человека, путь как дорога души к Богу и гармонии и, наконец, путь как судьба России и движение в истории целого народа. Последнее осмысление образа дороги производит особенное впечатление на любого русского человека, находя в его душе чистый, патриотический отклик.

МКОУ Рамонская СОШ № 2

Исследовательская работа

«Мотив дороги в произведениях русской классики»

Выполнили учащиеся 9 А класса

Чукаева Яна

Крутько Полина

Яценко Светлана

Подвигина Ольга

Руководитель: учитель

Русского языка и литературы

Введение ……………………………………………………………………………..3

Глава 1. Мотив дороги в лирике и ……………..4-9

Глава 2. Мотив дороги в романе «Капитанская дочка»…………..8-12

Глава 3. Мотив дороги в романе «Герой нашего времени»...13-16

Глава 4. Мотив дороги в поэме «Мёртвые души»…………………17-20

Заключение…………………………………………………………………………21

Список литературы…………………………………………………………………22

Введение

Тема дороги, путешествия, являющейся неотъемлемой частью жизни каждого человека, имеет большое значение в литературных произведениях, занимает важное место в творчестве русских писателей XIX века. Именно поэтому мы взяли для исследования эту тему. В своей работе мы обратились к произведениям, и. Немаловажную роль в нашем выборе сыграло то, что творчество именно этих русских классиков мы изучаем в 9 классе . Нам хотелось подробнее познакомиться с их творчеством, глубже проникнуть в содержание произведений. Кроме того, тема дороги интересна, многозначна: значение слов «путь», «дорога» включает в себя и философское понятие жизненного пути человека, его судьбы. Мотив дороги вообще играет болшую роль в русской литературе : расстояния большие, много времени для философствования в дороге. Дорога - это метафора жизненного пути, стези человека.

С этих позиций мы решились рассмотреть лирику и, роман «Капитанская дочка», Роман «Герой нашего времени» и поэму «Мёртвые души».

Глава 1. Мотив дороги в лирике и

Осенью 1830 года Пушкин приехал в Болдино улаживать имущественные дела перед женитьбой и надолго остался там из-за холерных карантинов, расстался на с юной, горячо любимой красавицей-невестой. Что ждёт его на пороге нового этапа жизни? После домашней неустроенности, скитаний, одиночества поэт ищет душевного покоя и семейного счастья, но в то же время мрачные предчувствия не оставляют его. Возможно, во время таких мучительных раздумий и было создано стихотворение "Бесы", в котором переданы душевное томление, переживания, испуг едущих "в чистом поле" и заблудившихся в снежной вьюге двух путешественников – лирического героя и ямщика. Перед читателем предстаёт страшная, но вполне реальная картина.

Мчатся тучи, вьются тучи;

Невидимкою луна

Освещает снег летучий;

Мутно небо, ночь мутна.

Первая часть стихотворения носит относительно спокойный характер, здесь раскрывается тема дороги. Вторая часть "Бесов" - это возникновение препятствий, которые благодаря поэзии приобретают символический смысл. Это философское настроение превращает бытовую тему стихотворения в серьезное и наполненное глубинным смыслом повествование.

Но постепенно седоков охватывает тревога ("сбились мы,…Что делать нам!"), даже отчаяние, переданное автором с помощью монотонного повторения слов ("мчатся тучи, вьются тучи", "мутно небо, ночь мутна", "еду, еду", «страшно, страшно", "вьюга злится, вьюга плачет") и целых четверостиший, и реальная зимняя ночь наполняется фантастическими образами из народной мифологии, которую, воспитанный няней-сказательницей, конечно же, хорошо знал. Здесь и одинокий бес, который "дует, плюёт… в овраг толкает одичалого коня", и множество бесов, которые мчатся "рой за роем в беспредельной вышине, визгом жалобным и воем надрывая сердце" лирического героя, и ведьма, и домовой. Остановились измученные лошади, отчаялся найти дорогу ямщик.

Третья часть стихотворения - это яркая кульминация сюжета, когда человек оказывается в безвыходном положении, так как он бессилен перед вьюгой. И мгновенно ситуация меняется, когда кони снова идут вперед, конфликт, возникающий в стихотворении, разрешается. Это одновременно и бытовое, и философское решение представленной в "Бесах" ситуации. В первой строфе стихотворения не просто описание природы, а обозначение обстановки и накала, в котором находится ямщик и седок.

Но недаром это стихотворение называют мистическим, даже название говорит о том, что смысл "Бесов" намного глубже, чем может показаться на первый взгляд. Для того чтобы постигнуть философский смысл стихотворения, необходимо правильно интерпретировать образы и символы, которые использует Пушкин. Прежде всего это образ русской зимы - летучие снега, суровая метель, занесенные дороги... Все это уже подчеркивает общее настроение стихотворения - мрачное, но отчаянно ищущее выход из сложившегося положения. Как и путник, который был остановлен метелью и вынужден подчиниться стихии. Автор постоянно акцентирует внимание на дороге, на конях, на колокольчике, подчеркивает, что путники сбились с дороги, заблудились, им страшно. В тот момент, когда «кони снова понеслися», наступает кульминация: бесы приобретают вполне реальные черты, теперь их видит не только ямщик, а и сам седок, обозначенный лирическим «я». С этого момента земля в стихотворении совсем исчезает и начинается вакханалия , шабаш:

Бесконечны, безобразны,

В мутной месяца игре

Закружились бесы разны,

Будто листья в ноябре...

Сколько их! куда их гонят?

Что так жалобно поют?

Домового ли хоронят,

Ведьму ль замуж выдают?

Таким образом, с увеличением скорости, увеличивается и нарастает эмоциональное напряжение стихотворения. Чем закончится метельная зимняя ночь? Неизвестно. Пока же хаос вьюги, снежная буря, жалобное завывание ветра, превратившиеся в сознании лирического героя в фантасмагорическую картину торжества нечистой силы, кажутся бесконечными… Заблудившиеся путники в стихотворении «Бесы» символизируют русский народ, который действительно потерян среди снежных равнин и не может найти свою дорогу к более счастливой и свободной жизни. Опять подтверждается, что дорога имеет не только прямое значение пути, траектории, но и жизненного пути людей, которые не могут найти свое место в жизни, свою дорогу по которой им идти.

Стихотворение «Дорожные жалобы», на наш взгляд, отражают усталость поэта от страннической, кочевой, неприкаянной жизни.

Долго ль мне гулять на свете

То в коляске, то верхом,

То в кибитке, то в карете,

То в телеге, то пешком?

В строчках стихотворения слышатся жалобы поэта на русское бездорожье . Нам думается, что и бездорожье, и капризы непредсказуемого русского климата надо рассматривать как в прямом значении, так и в широком, историческом и социальном смысле: здесь и незащищенность личности от всякого рода неожиданностей, здесь и всероссийская беззаботность , равнодушие ко всякого рода комфорту и уюту.

Иль чума меня подцепит,

Иль мороз окостенит,

Иль мне в лоб шлагбаум влепит

Непроворный инвалид.

В ходе изучения фактов биографии писателя, анализа его произведений и знакомства с литературоведческими работами мы пришли к выводу, что настойчивое осмысление мотива дороги Пушкиным - закономерный результат его жизненных и творческих исканий. Первой, весомой, причиной обращения поэта к дорожной теме была его скитальческая, наполненная путешествиями жизнь. Пушкин исколесил всю европейскую часть России, мечтал побывать за Уралом, в Сибири. Был он и в предгорьях Кавказа, и в Крыму, и в Молдавии, и в псковских краях, и у средней Волги, и в оренбургских степях, и в горах
Осетии, и в долинах Грузии, и на плоскогорьях Армении, и в пределах теперешней Турции у высокогорного Арзрума. Образы путника, ямщика, дорожных верст постоянно встречаются в произведениях поэта.

Как и в разработке других мотивов своего творчества, Пушкин явил неслыханный пример новаторства в осмыслении дорожной темы. До него дорога в литературе была лишь своеобразной декорацией, фоном развития действия. Пушкин не отдает должное образу пути, а делает его лейтмотивом лирики и прозы. Новаторство поэта проявляется в философском осмыслении темы. Здесь на передний план выступает дорога как жизненное перепутье и, конечно, дорога - метафора судьбы и жизни.

Стихотворение "Тучи" , в отличие от пушкинских "Бесов", не проникнуто настроением отчаяния и страха: в нём как ведущий мотив звучит мотив элегической грусти. Но ощущение одиночества, скитальческой тоски так же переполняет душу лирического героя. Поэт создал это произведение в апреле 1840 года, незадолго до отправки во вторую кавказскую ссылку. По воспоминаниям одного из друзей, на вечере в доме Карамзиных Лермонтов, стоя у окна и смотря на тучи, которые, закрыв небо, медленно проплывали над Летним садом и Невой, написал экспромтом замечательное стихотворение, чья первая строка звучала так: "Тучки небесные, вечные странники!" Уже в этих словах ощущается мотив странничества, мотив бесконечной дороги. Перед читателем возникает метаморфический образ небесных "вечных странников", "изгнанников", мчащихся "с милого севера в сторону южную". Счастье этих "вечно холодных, вечно свободных" обитателей небесной сферы в том, что над ними не властны ни зависть, ни злоба, ни клевета. Им неведомы муки изгнания. Тучам просто "наскучили нивы бесплодные", поэтому они отправляются в путь. Судьба лирического героя иная: он изгнанник поневоле, это его "гонит" с родной стороны "судьбы…решение", "зависть…тайная", "злоба… открытая", "друзей клевета ядовитая". Однако в главном он счастливее гордых и независимых туч: у него есть родина, а вечная свобода небожителей холодна и сиротлива именно потому, что они изначально лишены отечества.

Как произведение, в котором звучит мотив дороги, можно рассматривать и полное философских раздумий о тайнах мироздания, о смысле жизни стихотворение "Выхожу один я на дорогу…". Написанное весной 1841 года, оно словно подводит итог короткой, но яркой, как вспышка метеорита, жизни поэта. Здесь лирический герой находится один на один с бесконечной дорогой и распахнутым над головой небом. Он ощущает себя частью мироздания, человеком, погружённым в открытую и свободную стихию природы. "Кремнистый путь", характерный для гор Кавказа, в стихотворении воспринимается в двух ипостасях: и как конкретная дорога, по которой шагает одинокий путник, и как символ жизненного пути. Мир вокруг лирического героя спокоен, величествен и прекрасен, повсюду разлито "сиянье голубое". Но "сиянье" - это не только лунный свет, в лучах которого блестит дорога. Оно воспринимается как фон, отчётливо выявляющий мрачное состояние души путника, который "не ждёт от жизни ничего" и которому "не жаль…прошлого ничуть". Лирический герой одинок, он ищет теперь только "свободы и покоя", такого покоя, который существует в окружающем его в эти мгновения мире. Поэт показывает, что в величественном мироздании всё живое: здесь "пустыня внемлет Богу", "звезда с звездою говорит", здесь нет одиночества, от которого страдает путник. Умиротворение сходит в душу героя, и он жаждет одного – "забыться и заснуть" навечно. Но не "холодным сном могилы", а так, чтобы "в груди дремали жизни силы", чтобы и днём, и ночью, лелея слух, ему "про любовь… сладкий голос пел", чтобы над ним, спокойно спящим, "вечно зеленея, тёмный дуб склонялся и шумел". Вечный покой обретает смысл вечной жизни, а "кремнистый путь" приобретает черты пути бесконечного во времени и пространстве. Мечта лирического героя фантастична по своей сути, но ведь фантастические волшебные черты приобретает и природа вокруг него! Мотив одинокого странничества уступает место мотиву торжества жизни и полного слияния с Божественным миром. (Не на той ли дороге нашёл вечный покой мастер из романа? Не оттуда ли начал своё путешествие по лунной дороге Понтий Пилат? Вообще при чтении классики 19 века возникает много ассоциаций с произведениями более позднего периода. Но эта тема, видимо, для другого исследования…)

Глава 2. Мотив дороги в романе «Капитанская дочка»

Мотив дороги в романе «Капитанская дочка» очень важен. В дороге Петр Гринев встречается с офицером Иваном Зуриным и с беглым казаком Емельяном Пугачевым. Эти люди позднее снова повстречаются на жизненном пути молодого человека и сыграют в его судьбе важную роль. В особенности это относится к Пугачеву, который, помня доброе отношение молодого барина, сохранит ему жизнь при взятии Белогорской крепости, а затем и поможет ему вызволить его любимую. Интересно отметить, что встреча Петра Гринева с будущим руководителем народного восстания произошла во время сильной метели, однако неизвестный бродяга, в котором лишь впоследствии молодой человек и его верный слуга узнают грозного Пугачева, легко находит дорогу. «Где ты видишь дорогу?», - с сомнением спрашивает у него ямщик, везущий молодого офицера. Все кругом занесено снегом, и увидеть дорогу, действительно, едва ли возможно. Но бродяга находит ее совершенно иначе. Он предлагает немного переждать, пока прояснится: «... тогда найдем дорогу по звездам». Почуяв дымок, он делает вывод, что неподалеку должно быть человеческое жилье, и оказывается прав. Дорогу необязательно видеть как убегающую к горизонту полоску земли, ее можно найти благодаря знакам, на которые большинство людей не обращают должного внимания. Итак, мы обнаруживаем отголосок древнейших представлений о дороге, как о судьбе человека. Те, с кем герой повстречался случайно, окажут большое влияние на все его будущее.

Но в той же главе Гриневу снится пророческий сон: человек оказывается "страшным мужиком ", который, размахивая топором, наполнил всю комнату "мертвыми телами", и этот "страшный мужик" "ласково... кликал" Гринева и предлагал "подойти" под его "благословение ". Таким образом, "дорога", указанная Пугачевым, оказалась спасительной для Петруши и гибельной для других. Глубоко символично то, что Пугачев появляется из бурана и спасает от него Гринева: таким же "беспощадным", как стихия, окажется поднятый Пугачевым бунт, и Пугачев не раз спасет от этой слепой силы Петрушу. Знаменательно, что пути героев, так причудливо и невероятно пересекаясь, расходятся. Петр Гринев не пойдет по дороге русского бунта, указанной «Петром III».
Анализ разработки дорожного мотива в «Капитанской дочке» позволяет говорить о его разных задачах в романе. По нашему наблюдению, дорога дает развитие сюжету произведения и обуславливает непредсказуемые встречи героев-антиподов: Гринева и Пугачева, Гринева и Швабрина, Савельича и Пугачева. Она же сводит Машу и императрицу, Машу и родителей Петруши.
В главе «Сержант гвардии» дорога становится отправной точкой судьбы главного героя, сулит горечь расставания с родительским домом, предвещает сложный путь становления личности. Петруша вспоминает: «Я сел в кибитку с Савельичем и отправился в дорогу, обливаясь слезами». Герой явно не стремится к скитальческой жизни, да и изгнанником его можно назвать условно: отец хочет воспитать сына честным офицером, защитником Отечества. Начало главы «Крепость» рисует дорогу в традициях эпохи - как элемент пейзажа и экспозицию истории белогорского этапа жизни Гринева. «Белогорская крепость находилась в сорока верстах от Оренбурга, дорога шла по крутому берегу Лика. Река еще не замерзла, и ее свинцовые волны грустно чернели в однообразных берегах, покрытых белым снегом. За ними простирались киргизские степи». Здесь опять возникает ямщик как сквозной герой дорожной темы. В этом эпизоде он уверенно везет седока и не нуждается в «вожатом». Герой вспоминает: «Мы ехали довольно скоро. «Далече ли до крепости?» - спросил я у своего ямщика. «Недалече, - отвечал он. - Вон уже видна». В главе «Мятежная слобода» смысловая нагрузка образа пути усиливается. Желание спасти возлюбленную снова гонит Гринева в дорогу, несмотря на предостережения Савельича. В описании дороги сливаются конкретное и символическое значения: «Путь мой шел мимо Бердской слободы, пристанища пугачевского. Прямая дорога занесена была снегом; но по всей степи видны были конские следы, ежедневно обновляемые. Я ехал крупной рысью. Савельич едва мог следовать за мною издали и кричал мне поминутно: «Потише, сударь, ради бога потише.<...> Добро бы на пир, а то под обух того и гляди...» С одной стороны, герой Пушкина описывает детали конкретного места, с другой стороны слова «мимо Бердской стороны» становятся в контексте произведения знаковыми: Петру не по пути с бунтовщиками, его поприще - путь честного и доблестного офицера. Эту дорогу Гринев выбирает сам, без советов отца, дядьки, генерала. Внутренне он согласен с Савельичем: сколько может беглый казак проявлять благородство к военному противнику? Но в опасный путь его гонит желание отстоять возлюбленную. Дальнейший разговор Гринева и его несостоявшегося посаженого отца идет о судьбе каждого, о единственно возможной жизненной дороге. Уже здесь главарь бунтовщиков чувствует свое поражение. Он признается Петру: «Улица моя тесна; воли мне мало». Гринев же в очередной раз провозглашает свои жизненные идеалы, в которых слышится голос автора: «Но жить убийством и разбоем, значит, по мне, клевать мертвечину».
Отъезд Пугачева в кибитке в Берду (глава «Сирота») знаменует прощание казака с Гриневым. Их дороги полностью расходятся. Тогда же Маша и Петруша «навек оставили Белогорскую крепость». Этот отъезд символизирует как расставание с Маши с родными местами, удаление от мест, породивших трагические воспоминания, так и путь Петра к Дому, возможность его возлюбленной быть принятой Гриневыми.

Еще одно осмысление темы пути в романе связано с путешествием Маши в Царское Село, которое та совершает ради встречи с государыней.
Дорога Маши - вера в торжество справедливости, исполнение желания изменить судьбу, отстоять не только свободу любимого, но и его офицерскую и дворянскую честь. Знаменателен конец путешествия Марьи Ивановны, которая «не полюбопытствовав взглянуть на Петербург, обратно поехала в деревню...» Это объясняется не столько спешкой героини, сколько нежеланием приобщиться к столичной жизни. Если в начале романа Петруша горевал, что его путь лежит в забытые богом места, дочь капитана Миронова спешит в деревню. Туда же стремится и «русская душою» Татьяна Ларина, там же находит себя автор, если вспомнить его лирические произведения и лирические отступления в «Онегине».
Итак, дорога проверяет пушкинских героев на жизнестойкость, навевает размышления о смысле жизни и своем месте в ней. Дорога дарит неожиданные встречи и намечает резкие перемены в судьбе.

Глава 3. Мотив дороги в романе «Герой нашего времени».

Очень широко тема дороги раскрывается в романе "Герой нашего времени". В нём каждая повесть начинается с нового места, в которое отправляется Печорин по велению вышестоящих лиц. Ведь роман замышлялся как путевые записки Печорина. На протяжении всех повестей прослеживается дорога. Это и есть жизненный путь офицера-путешественника, который ищет свое место в жизни. Через записки Печорина автор повествует нам об интереснейших историях, в которые попадает главный герой. влияет на судьбу других людей, как он анализирует свои поступки и действия, и чем в итоге заканчивается каждая история, очень интересно читателям. И мы как будто тоже перемещаемся из одного места в другое, переживаем вместе с главным героем события романа.

Лермонтовский герой Григорий Александрович Печорин едет на перекладных из Тифлиса через Кайшаурскую долину по дороге, "по обеим сторонам которой торчали голые, чёрные камни; кой-где из-под снега выглядывали кустарники, но ни один сухой листок нее шевелился, и весело было слышать среди этого мёртвого сна природы фырканье усталой, почтовой тройки и нервное побрякивание русского колокольчика". Опасность горных дрог, их непредсказуемость автор неоднократно описывает в главе "Бэла". Путники с трудом передвигались, "лошади падали; налево зияла глубокая расселина", "снег проваливался под ногами". Каменистые, извилистые, они то пересекались неглубокими оврагами, то быстрыми шумными ручейками.

Глава «Бэла» начинается со строк «Я ехал на перекладных из Тифлиса». Во время путешествия по горным тропам рассказчик знакомится с Максимом Максимычем, который рассказывает ему историю о своем приятеле Печорине и черкесской княжне Бэле. Именно потому, что этот роман о военных, которые служат на Кавказе и кочуют с места на место, автор делает историю о Бэле как рассказ в рассказе. Ведь только путешественники, которые живут далеко от дома, могут так просто познакомиться друг с другом, помочь в непростой ситуации, и быть откровенным с новым знакомым. Открыть ему свои тайны и рассказать об историях и приключениях, которые увидал за свою жизнь. Так откровенно и без сожалений они рассказывают про свою жизнь, наверное, потому что возможно больше и никогда не встретятся со своим собеседником. Разъедутся по разным краям, и каждый будет хранить ту увлекательную историю, которую ему когда-то рассказал старый знакомый. Но не успевает рассказать историю о: им снова пора в путь. И вот из-за плохих погодных условий приходится не сладко во время дороги: « Нам должно было спускаться верст пять по обледеневшим скалам и топкому снегу, чтоб достигнуть станции Коби. Лошади измучились, мы продрогли; метель гудела сильнее и сильнее, точно наша родимая, северная; только ее дикие напевы были печальнее, заунывнее». Русская дорога словно удерживает военных, не дает им расстаться, ведь история еще не рассказана. И поэтому им приходится остановиться еще на одну ночь.

Следом идет глава «Максим Максимыч». Там рассказчику и Максиму Максимычу удается увидеть Печорина, но тот не рад встречи со старым другом и отвергает его приятельское приветствие. Тогда и попадают записки Печорина в руки рассказчику. С этого момента начинается «Журнал Печорина». И теперь повествует уже главный герой романа.

Первые строки главы «Тамань» начинаются с впечатлений Печорина об этом городе: «Тамань – самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голода, да еще вдобавок меня хотели утопить». Офицер отзывается об новом месте очень скверно и дурно. Ведь в дороге происходит много различных ситуаций, и не всегда от них остается хорошее впечатление. В Тамани Печорину приходится остановиться на ночлег. И там он попадает в неприятную ситуацию, в которую ему и не следовало лезть. Но это всего лишь еще одна часть пути, пройденная Печориным. Он разрушил чужие судьбы и поехал дальше. Так он оставлял эти места без сожаленья и утрат: «Да и какое мне дело до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру…». Печорин понимал, что больше никогда не вернется сюда.

Далее герой попадает в Пятигорск в высшее общество. Там он встречает свою давнюю любовь Веру. Но из-за своего неудержимого характера, он снова впутывается в чужие судьбы. Вера больше не могла ждать его и решила уехать от него навсегда. Когда об этом узнал Печорин, он бросился в погоню за своей любовью: «Я как безумный выскочил на крыльцо, прыгнул на своего Черкеса, …и пустился во весь дух… Я беспощадно погонял измученного коня, который храпя и весь в пене, мчал меня по каменистой дороге». Бросая все, Печорин гнался за лучшей жизнью. Он думал, что с ней обретет свое счастье. Но и тут дорога его прерывается: лошадь не смогла выдержать такой бешеной скорости, Печорин сбил ее с ног. Таким образом, Печорин на протяжении всего романа, путешествуя, искал свое место в жизни, но так и не нашел. Всю свою жизнь он был в дороге, побывал в разных местах, но так и нигде не нашел своего родного мета.

Печорин, метко названный "младшим братом Онегина", не только путешествует, (судьба заносит этого аристократа то в Петербург, то в Кисловодск, то в казачью станицу, то в "скверный городишко" Тамань, то даже в Персию), но и умирает в дороге, "возвращаясь из Персии". Вот Печорин возвращается по пустынной дороге домой в главе "Фаталист". Какие же думы одолевают ум его? «В напрасной борьбе истощился и жар души, и постоянство воли, необходимое для действительной жизни; я вступился в эту жизнь, пережив её уже мысленно, и мне стало скучно и гадко, как тому, кто читает дурное подражание давно уже известной книге». И эти горькие признания Печорина звучат не один раз! Он называет своё поколение "жалкими потомками", не способными к великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного счастья. Чувство тоски, одиночества – постоянные спутники его жизни.

В главе "Тамань" Печорин сравнивает себя с матросом, рождённым на палубе разбойничьего брига. Он скучает. Целыми днями он ходит по прибрежному песку, вслушивается в рокот набегающих волн и всматривается вдаль. Чего же он ждёт? Чего ищут его глаза? … Не мелькнёт ли… желанный парус, ровным бегом, приближающийся к пустынной пристани… Но для Печорина эта мечта не сбылась: не появился парус и не умчал его в другую жизнь, другим берегам.

Скучающим он нарисован в главе "Бэла", и только когда путешественники поднялись на вершину Гуд-горы, герой очарован серебряными нитями рек, он как ребёнок наблюдает за скользящим по воде голубоватым туманом, румяным блеском, которым весело горят снега на гребнях гор. Когда Печорин едет на место действия повести "Княжна Мэри", его охватывает перед лицом опасности жажда жизни, любовь к природе. Но вот он едет обратно. Солнце казалось ему тусклым, на сердце был камень. Таким тяжёлым было его состояние. Бездомность, неприкаянность Печорина и бессмысленная смерть "где-то на пути в Персию" - вот тот духовный крах, к которому автор приводит своего героя, ибо не дано человеку права судить себя по иным законам, кроме общечеловеческих законов, ибо путь двойной нравственности и морали, путь вседозволенности бесплоден, это путь к духовному опустошению, духовной смерти.

В романе Лермонтова дорога предстает именно как лоскутный узор из разнообразных событий и впечатлений, которые могут относиться к разным периодам времени. Таким образом, в романе Лермонтова дорога выступает как смесь впечатлений, как место, где он нашел материал для своего произведения. Дорога, словно пестрый ковер, на котором мелькают судьбы людей и невозмутимые вершины гор: во время путешествия находят друг друга автор и сюжет его произведения, как находили поле для подвигов и славу герои древних легенд. И главный герой – безумно мчащийся по этой дороге жизни, но так и не нашедший достойного применения своим способностям и силам.

Глава 4. Мотив дороги в поэме «Мёртвые души»

Тема дороги не просто так занимает много места в творчестве Гоголя. Для автора наша жизнь – это постоянное движение. Может, мы и не замечаем этого, может нам кажется, что наша жизнь слишком размерена и в ней нет драйва и скорости. Но на самом деле мы несемся в потоке судьбы. Причем здесь говорится не только о бытовой жизни, но и внутреннем мире человека. Ведь каждый день мы познаем что-то новое, и это делает нас сильнее.

В поэме автор особое внимание уделяет дороге. На протяжении всего чтения мы следим за путешествием главного героя Чичикова. Он объезжает всех помещиков для того, чтобы скупить как можно больше мертвых душ. В то время крепостных называли душами. Они полностью принадлежали своим хозяевам. Чем больше у помещика было душ, тем выше был его статус в обществе. Кроме того, крепостных, как всякое имущество, можно было отдать в качестве залога и получить деньги. Вот Чичиков и решил провернуть такую аферу.

В поэме "Мертвые души" образ дороги возникает с первых строк; можно сказать, что он стоит у её начала. "В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка…" и т. д. Образом дороги поэма и завершается; дорога – буквально одно из последних слов текста: «Русь, куда ж несёшься ты, дай ответ?... Летит мимо всё, что ни есть на земли, и косясь постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства".

Но какое огромное различие между первым и последним образом дороги! В начале поэмы это дорога одного определённого персонажа – Павла Ивановича Чичикова. В конце – это дорога целого государства, России, и даже больше, дорога всего человечества, на которой Россия обгоняет "другие народы".

В начале поэмы – это вполне конкретная дорога, по которой тащится вполне конкретная бричка, с хозяином и двумя его крепостными, кучером Селифаном и лакеем Петрушкой, запряжённая лошадьми, которых мы также представляем себе вполне конкретно: и коренного гнедого, и обоих пристяжных коней чубарого и каурого, по прозвищу Заседатель. В конце же поэмы представить себе дорогу конкретно довольно трудно: это образ метафорический, иносказательный, олицетворяющий постепенный ход всей человеческой истории. Эти два значения, как две крайние вехи. Между ними располагаются множество других значений – и прямых и метаморфических, образуя сложный и единый гоголевский образ дороги. Переход одного значения в другое – конкретного в метафорическое – чаще всего происходит незаметно. Вот отец Чичикова везёт мальчика в город: пегая лошадка, известная у лошадиных барышников под именем Сороки, день – другой бредёт по российским весям, въезжает в городскую улицу… отец, определив мальчика в городское училище, "на другой же день выбрался на дорогу" - домой. Чичиков начинает свою самостоятельную жизнь. "…при всём том трудна была его дорога", - замечает повествователь. Одно значение образа – вполне конкретное, "вещественное" незаметно сменяется другим, метафорическим (дорога как жизненный путь). Но порою такая смена происходит подчёркнуто резко, неожиданно. Встречаются и более сложные случаи, когда смена различных образов значений происходит то постепенно, то резко, внезапно. Чичиков уезжает из города NN. "И опять по обеим сторонам столбового пути пошла вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином…пешеход в потёртых лаптях, плетущийся за 800 верст, городишки выстроенные живьем…" и т. д. Потом следует знаменитое обращение автора к Руси:"Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу…"

Переход от конкретного к общему по-прежнему ещё плавный почти незаметный. Дорога, по которой едет Чичиков, бесконечно удлиняясь, рождает мысль о всей Руси. Потом этот монолог в свою очередь перебивается другим планом. Вспомним окончание монолога и те строки, которые в него вклиниваются, его перебивают. "…И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!

Держи, держи, дурак! – кричал Чичиков Селифану.

Вот я тебя палашом! – кричал скакавший навстречу фельдъегерь с усами в аршин. – Не видишь, леший дери твою душу: казённый экипаж! – И, как признак, исчезнула с громом и пылью тройка.

Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове: дорога! И как чудна она сама, эта дорога: ясный день, осенние листья, холодный воздух… покрепче в дорожную шинель, шапку на уши, тесней и уютней прижмешься к углу!"

Образ дороги у Гоголя приобретает далее метафорический смысл. Он равнозначен жизненному пути человека. Ведь прожив жизнь, человек становится иным. Он расстаётся с мечтами и обольщениями юности, платит за жизненный опыт лучшими своими надеждами. В одной из сохранившихся глав второго тома поэмы Чичиков говорит о себе: "Покривил, не спорю, покривил. Что ж делать? Но ведь покривил только тогда, когда увидел, что прямой дорогой не возьмёшь и что косой дорогой больше напрямик». Прямая дорога… Кривая дорога… Это тоже характерно гоголевские понятия. Гоголевский поворот в решении образа дороги говорит всё о том же – об усилении этического момента. Ведь "прямая" или "косая дорога" - это тоже образы метафорические. В одном случае подразумевается "честная жизнь" - по совести, по долгу; в другом – жизнь нечестная, подчинённая корыстным интересам.

Интересный момент мы можем наблюдать, когда Чичиков уезжает от Коробочки. Он просит ее указать путь к большой дороге. «Как бы это сделать? - отвечала хозяйка. - Рассказать-то мудрено, поворотов много…» Здесь автор говорит не о простом вопросе, когда прохожий спрашивает путь. Это символический жест, которым автор пытается заставить нас задуматься над большой дорогой жизни. Гоголь сам отвечает на вопрос. Он говорит, что добраться до этой дороги очень сложно, ведь на пути ожидает очень много препятствий, которые мы должны пройти. Именно поэтому автор выступает в роли провожатого, который ведет своего героя по этому сложному пути. Так Гоголь вводит в свой художественный образ важнейшие моральные координаты, с помощью которых он будет соотносить действительный и идеальный, желаемый путь персонажа.

В предпоследней главе "Мертвых душ" читаем: "Много совершилось в мире заблуждений, которых бы, казалось, теперь не сделал и ребёнок. Какие искривлённые, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним весь был открыт прямой путь… И сколько раз уж наведённые нисходившим с небес смыслом, они и тут умели отшатнуться и сбиться в сторону, умели среди бела дня попасть вновь в непроходимые захолустья, умели напустить вновь слепой туман друг другу в очи и, влачась вслед за болотными огнями, умели – таки добраться до пропасти, чтобы потом с ужасом спросить друг друга: "Где выход, где дорога?". Какая вдохновенная, яркая речь! Какая горькая, едкая ирония! Как она выстрадана писателем – за нею угадываются многолетние размышления над книгой истории, выношенный личный опыт.

Более важной темы трудно себе представить, ведь речь идёт об "уклонении истины" не одного человека, но всего человечества. И подразумеваются не только ошибки в мышлении, но извращения в исторических судьбах, во всём строе человеческих отношений. Но, с другой стороны, из чего слагалось это общее уклонение от прямой дороги истории, как не из уклонений конкретных, определённых людей?

Образ дороги бесконечно расширяет диапазон поэмы – до произведения о судьбе всего народа, всего человечества.

Заключение

Таким образом, рассмотрев мотив дороги в некоторых произведениях, и, мы увидели, что эта тема многогранна, интересна и многозначна. В самом значении слова «дорога» два смысла: конкретной дороги, соединяющей какие-либо места, и жизненного пути человека и целой страны. Тема дороги помогает авторам ярче показать перепитии судеб героев, высказать своё отношение к судьбе отдельного человека и всего общества в целом, высказать пророческие опасения об историческом пути поколений, нации.

Анализ произведений русской классики позволил выделить в них мотив пути как один из элементов поэтики разных авторов. Современная поэзия и проза, безусловно, восприняли эту традицию. Человек XXI века все время спешит - к этому побуждают и фантастический ритм жизни, и честолюбивые мечты, и желание найти свой единственно правильный жизненный путь. Дорога, уходящая в неизведанную даль, стала символом исканий человека и человечества. Это обусловило изображение пути как важного элемента композиции и содержания разных литературных произведений. Философское звучание мотива дороги способствует раскрытию идейного содержания произведений. Дорога является художественным образом и сюжетообразующим компонентом. Немыслима дорога без странников, для которых она становится смыслом жизни, стимулом к развитию личности. Итак, дорога - это художественный образ и сюжетообразующий компонент. Дорога - это источник перемен, жизни и подспорье в трудную минуту. Дорога - это и способность к творчеству, и способность к познанию истинного пути человека и всего человечества, и надежда на то, что такой путь удастся найти современникам.

Думается, что исследование мотива дороги в произведениях писателей и поэтов 20 века могло бы стать темой другой исследовательской работы, в которой можно было бы поразмышлять над страницами произведений А. Блока, С. Есенина, М. Булгакова, А. Платонова…

Cписок литературы

1. «Мёртвые души». М.: Художественная литература, 1969.

2.Лермонтов сочинений в четырёх томах. М.: Художественная литература, 1964.

3.Пушкин собрание сочинений в десяти томах. М.: Наука, 1964.

4. Лермонтов. Исследования и находки. 3-е издание. Москва 1964г.

5.Бочаров Пушкина. Москва 1974г.

6.Гуковский и проблемы реалистического стиля. М.,1957
7.Гуковский и русские романтики. - М., 1965
8.Лахостский Сергеевич Пушкин. Биография. Пособие для
учащихся-М.-Л.: «Просвещение», 1964

9.Макогоненко в 1830-е годы (). Л.: Худож. лит., 1974.
10. Летопись жизни и творчества Лермонтова. Москва 1964г.

11.Машинский мир. 2-е издание. 1979г.

12. С Поэзия и судьба. Над страницами духовной биографии Пушкина. - М.: Сов. Писатель, 1987
13.Рождественский Пушкина - Л.: Государственное издательство детской литературы министерства просвещения РСФСР, 1962
14.Скатов гений. - М.: Современник, 1987
15. Слинина цикл Пушкина «Стихи, сочиненные во время путешествия (1829 год)» // Сб. Пушкинский сборник, ЛГУ, 1977.

16.Слонимский Пушкина-М.: Государственное издательство

Страница 1

Мотив Дороги, тема скитаний и странствий продолжают предыдущий блок, но они выделяются, в силу значимости в русской литературе и широкой представленности в произведениях школьной программы, как сквозные темы.

По мнению Г. Гачева, «модель русского движения - дорога. Это основной организующий образ русской литературы». Ученый вспоминает В. Маяковского, писавшего: «Дорогу дорогам! Дорога за дорогой выстроилась в ряд. Слушайте, что говорят дороги».

Дорога является тем мотивом, который объединяет целый ряд образов национального характера: тройка, верстовые столбы, санная езда, ветер, метель и др.

Важность мотива дороги школьники начинают понимать с младших классов, читая сказки, былины, где обязательно присутствует и дорога, развилка ее, и конь и где надо выбирать путь.

Чувство дороги, как уже отмечалось, внесено в русскую поэзию Пушкиным и Лермонтовым. Этот мотив характерен для лирики многих русских поэтов. У Блока в поэме «Двенадцать» из главок содержат образы движения.

Дороге, метели, буйному бегу в русской литературе нередко противопоставлялись спокойная равнина, степь. Например, антитеза важна для Н. Рубцова: вихревое движение и дремлющее пространство. Ученики знакомятся и с описанием степи П. А. Вяземским, А. П. Чеховым.

С мотивом Дороги тесно связана тема странствий, скитаний, путешествий. В этой теме можно выделить несколько подтем: во-первых, странствия, путешествия самих писателей, отразившиеся в автобиографических произведениях (например, автобиографическая трилогия М. Горького), во-вторых, произведения жанра «путешествия» в прозе и поэзии («Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, «Письма русского путешественника» Карамзина, «путешествие», как жанр пейзажной лирики Вяземского), охотничьи рассказы и очерки И. С. Тургенева, С. Т. Аксакова; в-третьих, произведения разных жанров, в которых герои странствуют, являются странниками. Третья группа произведений в школьной практике встречается чаще всего. Школьники изучают произведения, в которых на странствиях героя строится весь сюжет («Ревизор», «Мертвые души» Н. В. Гоголя), путешествие может характеризовать героя, быть оценкой определенного этапа жизни его, доказательством бесцельности существования, когда остается только путешествовать, например, как Онегину и Печорину. Странствия могут вызвать у героя контрастное видение своей Родины (Чацкий: «Когда ж постранствуешь, воротишься домой, и дым отечества нам сладок и приятен!»).

Широко представлена в русской литературе и тема поисков героями правды, счастья, смысла жизни - и тоже в процессе странствий. Так построена, например, поэма Н. А. Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Эта тема нередко имеет и своего особого героя - странника, «странного человека». Г. Гачев пишет: «Пушкин в Онегине отмечает «неподражательную странность.». «Странный» в русском сознании - это свой, родной; странник любим народом: «Угоден Зевсу бедный странник» (Тютчев).

Таков «Очарованный странник» Н. Лескова, странником называют в пьесе «На дне» Луку (Лука: «Все мы на земле странники. Говорят, - слыхал я, - что и земля-то наша в небе странница»). К этому ряду странников можно отнести и героя повести М. Горького «Фома Гордеев», включенной теперь в некоторые школьные программы. Странствия нередко выступают как показатель нравственных исканий героев (в произведениях И. С. Тургенева, Л. Н. Толстого). У героев же чеховских пьес путешествие - отъезд представлено как мечта, как уход от пошлой действительности.

В русской литературе XX века ученики увидят странствия героев вынужденные, обусловленные историческими, социальными событиями - «Дни Турбиных» М. Булгакова, «Тихий Дон» М. Шолохова, «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана.