Как лев толстой пил кофе. Правила самосовершенствования льва толстого. Сладкоежка Лев Николаевич

Стыд не только держит в известных границах физические проявления, но является одним из основных начал нравственной жизни человека, делая его чутким к мнению других и охраняя от всего, что постыдно в нравственном отношении. Это состояние прекрасно понимал Лев Николаевич Толстой. В своей статье «Для чего люди одурманиваются» он пишет: «…Не во вкусе, не в удовольствии, не в развлечении, не в веселье лежит причина всемирного распространения гашиша, опиума, вина, табака, а только в потребности скрывать от себя угрызения совести… Трезвому совестно то, что не совестно пьяному… Если человек хочет сделать поступок, который совесть воспрещает ему, он одурманивается. Девять десятых преступлений совершается так: «Для смелости выпить»… Мало того, что люди сами одурманиваются, чтобы заглушить свою совесть, зная, как действует вино, они, желая заставить других людей сделать поступок, противный их совести, одурманивают их, чтобы лишить их совести.

Все французские солдаты на севастопольских штурмах были напоены пьяными. Всем известны люди, спившиеся совсем вследствие преступлений, мучивших их совесть. Все могут заметить, что живущие безнравственно люди более других склонны к одурманивающим веществам. Разбойничьи, воровские шайки, проститутки — не живут без вина.

Одним словом, нельзя не понять, что употребление одурманивающих веществ в больших или малых дозах, периодически или постоянно, в высшем или низшем кругу — вызывается одной и той же причиной — потребностью заглушить голос совести для того, чтобы не видеть разлада жизни с требованием сознания.
Кто мог бы поддержать авторитет страны. И наоборот -может не пустить за рубеж тех. кто возвеличил бы славу Родины, если эти люди чем-то лично не нравятся начальнику с атрофированными чувствами патриотизма и совести.

Другое чувство, легко утрачиваемое пьяницами -это чувство страха. Страх у нормального человека выражается в замедлении и последующем ускорении деятельности сердца, затруднении дыхания и сокращении мелких сосудов. Это составляет характерную черту данного чувства, которое у пьяниц исчезает. Причиной этого является паралич сосудов, вызываемый алкоголем. В объективном отношении чувство страха принимает у них форму растерянности. Наблюдается картина, которую Дарвин определил у детей: смесь страха, робости и застенчивости — нечто недифференцированное, сходное с пугливостью неприрученного животного. Это говорит о том, что здесь выступают низшие недифференцированные формы чувств и указывают на глубокое психическое притупление и извращение, наступающее у человека .
Ослабление страха может, по мнению психиатров, повлечь за собой важные последствия. Если вспомнить, что страх в своих высоких проявлениях превращается в боязнь зла и в опасение последствий зла, то становится понятным здравоохранительное значение этого чувства в вопросах нравственности.

Алкогольные «напитки» по мере их употребления, по мере воздействия на мозг и его функции приводят к резкому изменению характера человека. Очень рано появляется раздражительность, резко выраженные душевные волнения, которые исчезают так быстро и неожиданно, как это можно видеть только у больных. К такого рода явлениям относятся обидчивость, мнительность, растерянность и т.д. Проявление этих волнений является показателем понижения умственной и повышения эмоциональной возбудимости.

Чувство страха и чувство стыда глубоко изменяется у пьяниц, утрачивая самые существенные свои части. Другие чувства изменяются не столь сильно, но все же лишаются некоторых своих свойств и вследствие этого утрачивают тонкость и полноту, становятся грубыми и шаблонными. Сообразно этому изменяется и мимика. Изменения эти могут быть столь значительны, что по физиономии такого человека трудно определить, какие чувства в нем преобладают и каковы его настроения. Это служит одной из причин частых недоразумений в отношениях между пьяницами. Интересно отметить, что даже собаки замечают эти особенности физиономии пьяниц и злятся на них больше, чем на трезвых. Отмечают следующие изменения чувств пьяниц: — радость часто лишена своего чистого характера, но принимает форму немотивированного легкомыслия и беззаботности.

Нередко она выражается веселостью, то есть внешними факторами, содержащими в себе значительное количество двигательных проявлений, но мало глубокого внутреннего содержания.

— чувство чести и собственного достоинства теряет свой высокий характер и почти исключительно принимает форму гордости, зазнайства и самомнения, которое формируется общеизвестными афоризмами алкоголиков: «пьяный, а умнее другого трезвого» или «пьян да умен — два угодья в нем».

— расположение, любовь, ласка легко переходят в неприятные, а иногда циничные, отталкивающие проявления.

— гнев нередко принимает форму зверской гневливости и злости. Превращение гнева в злость является существенным событием в психологии пьяниц и указывает на болезненное изменение характера. По своей природе гнев есть душевное волнение человека, вызванное нападением на него; злость же есть стремление делать зло, вред. Гнев может быть справедливым или извинительным, злость же — дурное чувство чисто животного происхождения — указывает на болезненное изменение характера пьяницы. Появление этого чувства у пьяниц часто совпадает с мрачностью. Два психологических состояния: злость и мрачность — ведут к дальнейшему изменению характера, так как легко присоединяются к другим душевным волнениям.

Наблюдения над пьющими показывают, что свойственная им раздражительность имеет свои особенности, которые обусловлены тем. что волнения возникают совершенно изолированно, чего мы не наблюдаем у непьющих людей. Объясняется это тем, что душевные волнения человека всегда сложны; наряду с одним чувством (например, гневом) у него появляется целая гамма других, более тонких и возвышенных чувств, опасения за последствия этого гнева и т.д.

У пьяницы же чувство появляется изолировано, по-видимому, из-за отсутствия тонких ассоциативных чувств, и, возникнув, охватывает человека безраздельно. Вот почему общение с таким человеком затруднено, он не внемлет ни рассудку, ни логике. Душевные волнения пьющих существенно отличаются от волнений нормальных людей не только в количественном, но и в качественном отношении. Так например, гнев иногда принимает форму злобы, страх — ревности, стыд -смущения или гнева.

Пьющие, как правило, отличаются ленью, любят проводить время праздно. Если они обеспечены, то без стеснения не работают и много спят или находятся в компании людей, так же, как и они, предающихся пьянству. Цинизм принимает у них самые разнообразные и нередко отвратительные формы.

Под влиянием даже небольшой дозы вина происходит в первую очередь ослабление чувств и только позже ослабление физической силы. Это значит, что под действием алкоголя тонкая человеческая сила превращается в грубую, животную.

В значительной степени и очень рано алкоголь разрушает интеллект пьющих людей. Врачи даже в легких случаях находят у них снижение интеллектуальных функций. Восприятие внешних впечатлений носит у них поверхностный характер. Память ослабевает. Задания выполняются небрежно. Концентрация внимания при выполнении задания сниженная; время реакции замедленно. Отмечаются быстрая утомляемость и затруднения при решении сложных вопросов. Способность к творческой работе снижается или совсем утрачивается. Круг интересов суживается, теряется внимание к работе, к семье. Лживость является характерной чертой пьющих. Падение интеллекта настолько значительно, что дает право говорить о ясно выраженном алкогольном слабоумии.

Если принять во внимание количество длительно пьющих, которые не входят в категорию пьяниц и алкоголиков, если учесть рождаемость дефективных и умственно отсталых детей от таких родителей, то мы вправе говорить об оглуплении любого народа, среди которого пьянство получило большое распространение. А вместе с оглуплением происходит нравственная деградация, рост преступности, идет моральное разложение.

По теме

Больной, страдающий химической зависимостью, редко живет в полной изоляции. Обычно у него есть семья. Когда развивается химическая зависимость, близкие волей-неволей становятся вовлеченные происходящее, не оставляют больного без помощи, начинают бороться

ВЫДЕРЖКА ИЗ ЧАСТНОГО ПИСЬМА ПО ПОВОДУ ВОЗРАЖЕНИЙ НА СТАТЬЮ «ЖЕНЩИНАМ».

Призвание всякого человека, мужчины и женщины, в том, чтобы служить людям. С этим общим положением, я думаю, согласны все не безнравственные люди. Разница между мужчинами и женщинами в исполнении этого назначения только в средствах, которыми они его достигают, т. е. чем они служат людям.

Мужчина служит людям и физической работой — приобретая средства пропитания, и работой умственной — изучением законов природы для побеждения ее, и работой общественной — учреждением форм жизни, установлением отношений между людьми. Средства служения людям для мужчины очень многообразны. Вся деятельность человечества, за исключением деторождения и кормления, составляет поприще его служения людям. Женщина же, кроме своей возможности служения людям всеми теми же, как и мужчина, сторонами своего существования, по строению своему призвана, привлечена неизбежно к тому служению, которое одно исключено в области служения мужчины.

Служение человечеству само собой разделяется на две части: одно — увеличение блага в существующем человечестве, другое — продолжение самого человечества. К первому призваны преимущественно мужчины, так как они лишены возможности служить второму. Ко второму призваны преимущественно женщины, так как исключительно они способны к нему. Этого различия нельзя, не должно и грешно (т. е. ошибочно) не помнить и стирать. Из этого различия вытекают обязанности тех и других, обязанности не выдуманные людьми, но лежащие в природе вещей. Из этого же различия вытекает оценка добродетели и порока женщины и мужчины — оценка, существовавшая во все века и теперь существующая и никогда не перестанущая существовать, пока в людях был, есть и будет разум.

Всегда было и будет то, что мужчина, проводящий большую часть своей жизни в свойственном ему многообразном физическом и умственном общественном труде, и женщина, проводящая большую часть своей жизни в свойственном исключительно ей труде рождения, кормления, и возращения детей, будут одинаково чувствовать, что они делают то, что должно, и будут одинаково возбуждать уважение и любовь других людей, потому что оба исполняют свое, то, что предназначено им по их природе.

Призвание мужчины многообразнее и шире, призвание женщины однообразнее и уже, но глубже, и потому всегда было а будет то, что мужчина, имеющий сотни обязанностей, изменив одной, десяти из них, остается не дурным, не вредным человеком, исполнив большую часть своего призвания. Женщина же, имеющая малое число обязанностей, изменив одной из них, тотчас же нравственно падает ниже мужчины, изменившего десяти из своих сотни обязанностей. Таково всегда было общее мнение и таково оно всегда будет, потому что такова сущность дела.

Мужчина для исполнения воли Бога должен служить ему и в области физического труда, и мысли, и нравственности: он всеми этими делами может исполнить свое назначение. Для женщины средства служения Богу суть преимущественно и почти исключительно (потому что кроме нее никто не может этого сделать) — дети. Только через дела свои призван служить Богу и людям мужчина, только через детей своих призвана служить женщина.

И потому любовь к своим детям, вложенная в женщину, исключительная любовь, с которой совершенно напрасно бороться рассудочно, всегда будет и должна быть свойственна женщине-матери. Любовь эта к ребенку в младенчестве есть вовсе не эгоизм, а это есть любовь работника к той работе, которую он делает в то время, как она у него в руках. Отнимите эту любовь к предмету своей работы, и невозможна работа. Пока я делаю сапог, я его люблю больше всего. Если бы я не любил его, я бы не мог и работать его. Испортят мне его, я буду в отчаянии, но я люблю его так до тех пор, пока работаю. Когда сработал, остается привязанность, предпочтение, слабое и незаконное.

То же и с матерью. Мужчина призван служить людям через многообразные работы, и он любит эти работы, пока их делает.

Женщина призвана служить людям через своих детей, и она не может не любить этих своих детей, пока она их делает, до 3-х, 7-ми, 10 лет.

По общему призванию — служить Богу и людям — мужчина и женщина совершенно равны, несмотря на различие в форме этого служения. Равенство в том, что одно служение столь же важно, как и другое, что одно немыслимо без другого, что одно обусловливает другое и что для действительного служения как мужчине, так женщине одинаково необходимо знание истины, без которого деятельность как мужчины, так и женщины становится не полезной, но вредной для человечества. Мужчина призван исполнять свой многообразный труд, но труд его тогда только полезен, и его работа, и физическая, и умственная, и общественная, тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя истины и блага других людей. Как бы усердно ни занимался мужчина увеличением своих удовольствий, праздным умствованием и общественной деятельностью для своей пользы, труд его не будет плодотворен. Он будет плодотворен только тогда, когда будет направлен к тому, чтобы уменьшить страдания людей от нужды, от невежества и от ложного общественного устройства.

То же и с призванием женщины: ее рождение, кормление, возращение детей будет полезно человечеству только тогда, когда она будет выращивать не просто детей для своей радости, а будущих слуг человечества; когда воспитание этих детей будет совершаться во имя истины и для блага людей, т. е. она будет воспитывать детей так, чтобы они были наилучшими людьми и работниками для других людей.

Идеальная женщина, по мне, будет та, которая, усвоив высшее миросозерцание того времени, в котором она живет, отдается своему женскому, непреодолимо вложенному в нее призванию — родит, выкормит и воспитает наибольшее количество детей, способных работать для людей, по усвоенному ей миросозерцанию.

Для того же чтобы усвоить себе высшее миросозерцание, мне кажется, нет надобности посещать курсы, а нужно только прочесть Евангелие и не закрывать глаз, ушей и, главное, сердца.

Ну, а те, у которых нет детей, которые не вышли замуж, вдовы? Те будут прекрасно делать, если будут участвовать в мужском многообразном труде. Но нельзя будет не жалеть о том, что такое драгоценное орудие, как женщина, лишилось возможности исполнять ей одной свойственное великое назначение.

Тем более, что всякая женщина, отрожавшись, если у ней есть силы, успеет заняться этою помощью мужчине в его труде. Помощь женщины в этом труде очень драгоценна, но видеть молодую женщину, готовую к деторождению и занятую мужским трудом, всегда будет жалко. Видеть такую женщину — всё равно, что видеть драгоценный чернозем, засыпанный щебнем для плаца или гулянья. Еще жалче: потому что земля эта могла бы родить только хлеб, а женщина могла бы родить то, чему не может быть оценки, выше чего ничего нет, — человека. И только она одна может это сделать.

Примечания

«Частное письмо» это было написано Толстым 17—18 апреля 1886 г. В. Г. Черткову. В нем сначала сообщается о недовольстве С. А. Толстой появлением в «Русском богатстве» трех толстовских легенд, затем о радости, испытанной Толстым от общения с людьми, сближающимися с истиной, далее выражается удовлетворение по поводу того, что Л. Е. Оболенский, редактор журнала «Русское богатство», хорошо защитил его от нападок на него за его взгляды на призвание женщины и на науку. Тут же выражается недоумение, почему можно бранить барынь с локонами и нельзя дурно отзываться о женских курсах, оспаривается взгляд, по которому женщины должны одинаково любить своих и чужих детей. Вслед за этим, со слов: «Призвание всякого человека, и мужчины и женщины» и до конца письма речь идет о различии труда мужчин и женщин.

Статья «Женщинам», о которой упоминается в заглавии, — последняя глава обширной статьи «Мысли, вызванные переписью», появившейся впервые в печати в 1886 г., в XII томе пятого издания сочинений Толстого, и во всех последующих изданиях печатавшейся под заглавием „Отрывок из статьи: «Так что же нам делать?»“

По поводу главы «Женщинам» А. М. Скабичевским в № 91 газеты «Новости» за 1886 г. была напечатана резкая, почти издевательская заметка «Граф Л. Н. Толстой о женском вопросе», в которой критик попутно осуждал Толстого и за его взгляды на науку и искусство. В ответ на эту заметку Л. Е. Оболенский напечатал в 4-й книжке «Русского богатства» за 1886 г. статью «Лев Толстой о женском вопросе, искусстве и науке (По поводу заметки г. Скабичевского)», в которой взял Толстого под свою защиту.

В связи с полемикой Оболенского со Скабичевским, а также, видимо, в связи с нападками на Толстого в обществе по поводу его взглядов на женский вопрос Толстой еще раз и высказался по этому поводу в письме к Черткову.

Вслед за получением письма В. Г. Чертков сделал выписку из него, начиная с того места, где письмо утрачивает характер личного обращения и до конца, и, передав ее Толстому при свидании с ним, просил его разрешения напечатать ее. 22—23 апреля Толстой писал Черткову: «Выписку о женском труде я еще пересмотрю и тогда напишу».

Вскоре однако Толстой решил отправить эту выписку Л. Е. Оболенскому для напечатания ее в «Русском богатстве», В сохранившемся начале неотосланного письма к нему Толстой в середине мая 1886 г. писал: «Сейчас видел Черткова. Он мне передал выписку из письма моего. Я просмотрел ее и посылаю вам. Напечатайте, если найдете годящимся». Однако выписка была несколько задержана с отсылкой, видимо, для более тщательной ее отделки. Она напечатана была в №№ 5—6 «Русского богатства» за 1886 г. под заглавием „Труд мужчин и женщин. Выдержка из частного письма по поводу возражений на статью «Женщинам»“. В собрания сочинений Толстого статья эта стала входить начиная с шестого издания 1886 г. и в той же редакции, какая напечатана была в «Русском богатстве», но с сокращенным заглавием (слова «Труд мужчин и женщин» были выпущены).

Эта редакция от текста самого письма отличается, помимо того что в ней опущено всё начало письма до слов: «Призвание всякого человека, и мужчины и женщины, в том, чтобы служить людям», еще исправлением нескольких фраз. Исправления эти, впрочем, ничего существенно нового не вносят и сводятся лишь к сглаживанию стилистических шероховатостей или к уточнению высказанных мыслей. Так, фраза: «Разница между мущинами и женщинами въ исполненiи этаго назначенiя есть большая по средствамъ, которыми они служатъ людямъ» — исправлена так: «Разница между мущинами и женщинами въ исполненiи этого назначенiя только въ средствахъ, которыми они его достигаютъ, т. е. чемъ они служатъ людямъ». Фраза: «Мущина служитъ людямъ и физическимъ, и умственнымъ, и нравственнымъ трудомъ» исправлена и распространена: «Мущина служитъ людямъ и физической работой — приобретая средства пропитанiя, и работой умственной — изученiемъ законовъ природы для побежденiя ея, и работой общественной — учрежденiемъ формъ жизни, установленiемъ отношенiй между людьми». Фраза: «Мущина призван исполнять свой многообразный трудъ, но трудъ его только тогда полезенъ и его работа (хлебъ пахать или пушки делать), и его умственная деятельность (облегчать жизнь людей или считать деньги), и его религiозная деятельность (сближать людей или петь молебны) тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя высшей доступной человеку истины» исправлена так: «Мущина призванъ исполнять свой многообразный труд, но трудъ его тогда только полезенъ, и его работа, и физическая, и умственная, и общественная тогда только плодотворны, когда они совершаются во имя истины и блага другихъ людей». Очевидно, новая редакция последней фразы обусловлена была в первую очередь не соображениями цензурного характера, а тем, что при вторичном обдумывании этой фразы Толстой со своей точки зрения не мог не усмотреть в ней известной двусмысленности: делать пушки, считать деньги, петь молебны — всё это, по его взгляду, ни при каких условиях человек не может считать полезной и плодотворной работой.

В таком же роде и другие исправления.

В книжке «О половом вопросе. Мысли Л. Н. Толстого», вышедшей в издании «Свободного слова» (Christchurch, 1901) В. Г. Чертков опубликовал отрывки из письма к нему Толстого в первоначальной редакции, также начиная со слов: «Призвание всякого человека...», но с пропуском нескольких заключительных фраз в двух последних абзацах (стр. 75—78).

Так как Толстым к печати предназначался им самим выправленный текст «Выдержки» в редакции, опубликованной в «Русском богатстве», то этот именно текст и печатается в настоящем издании.

Сноски

349. А не Л. Е. Оболенскому, как ошибочно указывает A. Л. Бем в «Библиографическом указателе творений Л. Н. Толстого», Лгр., 1926, стр. 81. Напечатано в т. 85, стр. 345—349.

350. Том 85, стр. 351.

Трапеза зависит не от количества денег, а от образа мыслей и от нашего отношения к жизни. В Ясной Поляне у этого процесса был свой уникальный гастрономический антураж, квинтэссенцией которого являлся анковский пирог. Настырная повседневность проявлялась здесь и в таких мелочах, как застольные ароматы, запах кофе, чаепитие под липами среди цветников, плотные обеды, начинавшиеся по сигналу колокола. Крылатая острота Эмиля Золя «человек есть то, что он ест» здесь дополнилась еще одной компонентой - как он ест.

Интерес к пищеварительным процессам проявлял не только автор «Гаргантюа и Пантагрюэля», но и создатель «Улисса». Лев Толстой не остался в стороне. Он внес свою лепту в осмысление животрепещущей темы, связанной с гастрономическими пристрастиями своих героев. Так, например, Пьер Безухов любил хорошо пообедать и хорошо выпить, хотя и считал это безнравственным и унизительным, но не мог воздержаться от холостяцких увеселений, в которых непременно участвовал. Свой писательский образ Толстой строил не без помощи гастрономической концепции, которая на протяжении его долгой жизни не раз менялась. Вопросам, связанным с работой кишечника, он уделял должное внимание, пройдя огромный путь от гурмана до аскетичного вегетарианца. За свою жизнь он побывал и в

роли слуги желудка, и невероятного лакомки, прожоры, поклонника простой здоровой пищи. Нам интересно все в судьбе классика, в том числе любил ли он «покушать», как Тургенев, мог ли съесть за один присест до 30 блинов, как Пушкин, принимал ли гостей в халате и ночном колпаке подобно Тютчеву?

У деда Льва Николаевича, И. А. Толстого, вина всегда были исключительно французские, а хрусталь богемский. Он был в высшей степени хлебосольным, очень веселым и щедрым. Вся округа съезжалась к нему в гости, и он всех «закармливал и запаивал», промотав, таким образом, огромное состояние своей жены, большой любительницы давать балы. Он представлял собой классический образец старого барства. Гениальный внук не мог не описать своего колоритного предка на страницах «Войны и мира». Граф И. А. Толстой был дежурным старшиной московского Английского клуба. Ему довелось выступить в роли «жреца застолья» и хранителя обеденного ритуала, продемонстрировав свое мастерство во время клубного торжественного обеда в честь Багратиона, одержавшего победу в Шенграбен- ском сражении. «Стол был накрыт на 300, то есть на всех членов клуба и 50 гостей. Убранство было великолепное, о провизии нечего и говорить. Все, что только можно было отыскать лучшего и редчайшего из мяс, рыб, зелени, вин и плодов, все было отыскано и куплено за дорогую цену. Многое было доставлено богатыми владельцами подмосковных оранжерей бесплатно. Все наперебой старались оказать чем-нибудь свое усердие и участие в угощении», - сообщал об этом знаменательном событии С. П. Жихарев в «Русском архиве». В романе «Война и мир» Толстой описал знаменитый обед, данный в честь Багратиона, во всем следуя рассказу Жихарева, дополнив его художественными деталями - участием И. А. Ростова в сем торжественном мероприятии: «Во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов… и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед», «300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, - поближе к чествуемому гостю… Обеды, постный и скоромный, были великолепны… На втором блюде, вместе с ис

полинскою стерлядью, стали наливать шампанское. После рыбы - тосты…»

В повседневной жизни антураж был много скромнее, но обеды такие же «убийственно сытые». В зависимости от того, была ли трапеза постной или скоромной, званой или обычной. Блюда каждой новой «перемены» - холодные, горячие, сладкие готовились специальным поваром. Стол накрывали официанты, которых было примерно столько же, сколько сидящих за столом. Блюда подавались по «переменам» из «белой кухни» в столовую. Стандартный набор - четыре перемены по три блюда в каждой. Длился обед около двух часов. По-настоящему обедали всегда в гостях. Случалось есть и без серебра, драгоценного фарфора и хрусталя, но непременно при наличии изысканной чистоты скатерти и превосходно накрахмаленных салфеток

Как утверждали знатоки кулинарного искусства, все едят, но обедают лишь избранные. Искусство обеда включает в себя триаду: где и как обедать, с кем обедать и, наконец, что есть. Эти компоненты влияют на качество жизни. Но не только. Как утверждал поэт, от питательной и регулярной пищи зависит вдохновение.

На вопрос, где сидеть и как обедать, ответил Лев Толстой, описав именины графини в «Войне и мире»: «Он (граф Ростов. - Я. Я.) заходил через цветочную и офи- I щантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов (столовых приборов. - //. Я), и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывающих камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: "Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб все было хорошо"». С удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол, добавлял: «Главное - сервировка. То-то…» Вскоре звуки домашней музыки заменились звуками ножей и вилок, говором гостей, тихими шагами официантов…». Па одном конце стола во главе сидела графиня; на другом конце - граф и гости мужского пола; с одной стороны длинного стола молодежь постарше; с другой - дети, гувернеры и гувернантки. Хозяин стола выглядывал из-за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами, наливая

вина своим соседям. Графиня смотрела на гостей из-за ананасов, не забывая об обязанностях хозяйки. На дамском конце слышалось равномерное лепетание, а на мужском - голоса раздавались все громче и громче. Подавались супы, один a la tortue (черепаховый. - Н.Н.), кулебяки, рябчики. Вино разливал дворецкий, держа бутылку, завернутую в салфетку. Вина подавались такие: «дрей-мадера», «венгерское» и «рейнвейн». У каждого прибора стояли четыре хрустальные рюмки с графским вензелем.

Во времена И. А. Толстого и его литературного двойника кушанья были простыми: щи, окрошка, солонина, каша, которые подавались в больших количествах. Обеды и ужины каждый раз готовились заново и были очень сытными. Все блюда одновременно ставились на стол. Для званых обедов готовилось до восьми блюд. В летнее время к таким трапезам был приставлен слуга с веником, чтобы отгонять от присутствующих злых мух. Всевозможные закуски и заедки сопровождались выпивкой по рюмочке. Русский стол преимущественно сохранялся во время поста, так как в 70-е годы XVIII века в моду вошел «европейский» стиль обеда, когда блюда ставились на отдельный столик, и лакеи разносили их вокруг стола, накладывая еду прямо в тарелки. Обеды «на скорую руку» готовились из кур и яиц, которых в избытке было в усадебном хозяйстве. Совсем иное дело - рыбные блюда, которые считались накладными. Ценную рыбу приходилось покупать. Все остальное - мясо, овощи, фрукты, включая экзотические, были своими. Толстой гениально описал «чувственные», вкусные обеды в своих романах, в полной мере продемонстрировав свое совершенство «тайновидца плоти».

Культ еды был ему знаком с детства. Повар Николай Михайлович Румянцев готовил «отличные обеды», в немалой степени способствовавшие тому, чтобы маленький Лёва вырос здоровым. Он запомнил мастерство кондитера Максима Ивановича, вкусные обеды из пяти- шести блюд, десерты, варенья, левашники, пирожки, названные в честь повара «вздохами Николая». Из еды он не признавал, пожалуй, только бульона. На покупку приправ, растительного масла и кофе в Ясной Поляне тра-

гилось от 100 до 125 рублей в месяц. Все остальное - птица, мясо, молоко и рыба - было своим.

Став молодым человеком, Толстой познакомился с кавказской кухней. В Тифлисе он посещал духаны, небольшие рестораны, в которых висели баранина, свежая, жирная, очень привлекательная, и гроздья винограда. С тех пор он полюбил виноград и как-то признался С. Вен- герову: «Я люблю виноград, летом хочется съесть его полфунтика, а ведь нельзя: совесть зазрит». Но было время, о котором рассказала подруга его сестры Е. И. Сытина, когда совесть еще «не зазрила»: «Послал он однажды купить фунт крупного винограда, стоивший тогда полтинник Лев Николаевич в то время любил полакомиться, как все некурильщики. Мы с Марией Николаевной (сестрой писателя. - Н.Н.) торчали тут же. Когда коридорный принес виноград, Лев Николаевич взял его в руки и, немного подумав, конфузливо и шутливо заметил:

Знаете, mesdames, ведь если этот фунт разделить па три части, то никому не будет никакого наслаждения, лучше уж я съем все.

Мы, конечно, поневоле согласились и предоставили Льву Николаевичу Львиную долю целиком. Он ел, а мы < мотрели. Однако же ему становилось совестно, и он, держа виноград, прерывал еду словами:

А все-таки, mesdames, не хотите ли?!

Мы всякий раз великодушно отказывались».

Были у писателя и другие пристрастия, способствовавшие пробуждению воображения, например кофе, чай, шоколад, конфеты фирмы «Эйнем». Он был сласте- I юй, ставил перед собой большую бонбоньерку, выбирал из нее любимые шоколадные конфеты с начинкой, I ю не жевал их, а медленно сосал, чтобы продлить удовольствие.

Кофе, «чудесный дар Аравии счастливой», постоянно ласкал его вкус. Он рано вставал и встречал день с чашкой кофе, который ему подавался на подносе в маленькой чашечке. Держа ее за ручку двумя пальцами, большим и указательным, он не спеша пил кофе небольшими глотками, каждый глоток сопровождая протяженным полувздохом: ффу! Допив кофе, он по обыкновению заглядывал в чашку, явно сожалея о том, что в

шая вместе с героем «Сентиментального путешествия» мясное блюдо с приправами, вырабатывал в себе сакральное отношение к еде, примирявшее душу с телом. Он разбирался в тонкостях изысканного застолья, не предполагавшего шума и обилия слуг. Прелесть обедов заключалась совсем в ином - в убранстве пространства, месте проведения застолья и в роскоши общения Это был основной камертон обеда.

В Париже он «обедал у Philippe», в «Restaurant Philippe », считавшемся одним из лучших ресторанов. Частенько бывал в Club des Grands estomacs (Клуб больших желудков. - Я Я), где собирались ценители хорошей кухни; не раз посещал ресторан «Les Plaisires de Paris», славившийся рыбными блюдами (к завсегдатаям этого ресторана относится его реплика «чудаки милые»), не смог пройти мимо «Freres Provensaux » («Провансальские братья». - Я. Я), старинного ресторана в Пале-Рояле, пользовавшегося большой популярностью. Толстой заходил и в «Cafd-desAveugles » («Кафе слепых». - Я. Я), размещавшееся под аркой Пале-Рояля и названное так в честь игравшего в нем оркестра слепых музыкантов. Публику привлекал сюда известный чревовещатель (ventrioque ) - гигантского роста барабанщик

В Петербурге Толстой посещал кондитерскую Пассажа, рестораны Сен-Жоржа и Клея, обедал у Шевалье, где, по собственным воспоминаниям, «хорошо пил». Участвовал в артистических обедах и ужинах, бывал на знаменитых, так называемых «генеральных» обедах Некрасова, на скромных пиршествах Тургенева, а также на светских раутах, организованных редакцией «Современника».

Еще в 25 лет Толстой выработал для себя «Правила», одно из которых заключалось в том, чтобы «быть выдержанным в питье и пище». Однако через два года признался, что переедает. Близкие не раз подмечали его большой аппетит, не покидавший его даже в старости. Наблюдая за ним во время обеда, Александра Андреевна Толстая «всегда находила, что он кушает, как проголодавшийся человек, слишком скоро и слишком жадно». Однажды во время поста, когда взрослым подавались исключительно постные блюда, а детям мясные, Лев

Николаевич обратился к сыну Илье с просьбой «подать котлет». Софья Андреевна, услышав это, сказала, что он, вероятно, забыл, что «нынче пост». А в ответ услышала: Нет, не забыл, я больше не буду поститься и постного для меня больше не заказывай». К ужасу окружающих, Лев Николаевич стал лакомиться котлетами и нахваливать их. Впоследствии поведение отца привело к «религиозному безразличию» детей. Только в конце жизни он пришел к выводу, что из еды нельзя «делать наслаждения». «Если бы люди ели только тогда, когда они очень голодны, и питались простой, чистой и здоровой пищей, то они не знали бы болезней».

Обычно, садясь за обеденный стол, Толстой левой рукой приподнимал свою большую бороду, а правой засовывал за ворот блузы конец белоснежной салфетки. Остальную ее часть он бережно расправлял на груди. Все это делалось изящными, отточенными и привычными движениями. Завершив трапезу, он поспешно вытаскивал из-под ворота блузы конец салфетки, комкал се, клал на стол, ставил пальцы грациозным полукругом на стол и, опираясь на них, легко, словно на пружинах, поднимался и отодвигал стул. Культурную семантику трапезы Толстой знал досконально, с блеском демонстрируя ее не только в повседневной жизни, но и в своих романах.

Писатель, так любивший хорошо поесть, о чем сохранилось немало свидетельств, придававший такое большое значение культуре еды, мог легко абстрагироваться от условностей. Холостяцкая офицерская жизнь приучила Толстого к спартанскому образу жизни. У всех братьев Толстых в этом стремлении «читалось» что-то фамильное. Вот как об этом рассказывал их друг, поэт Афанасий Фет. Он вспоминал о своей поездке в Никольское на Троицын день к милейшим братьям Толстым, которые устроили трапезу в его честь: «Проезжая мимо небольшого, очевидно, кухонного окна, я таметил на подоконнике ошпаренную и ощипанную курицу, судорожно прижимавшую крыльями собственный пупок и печенку… Слуга ввел из сеней в довольно просторную комнату в два света. Кругом вдоль стен тянулись ситцевые, турецкие диваны вперемежку со ста

ринными стульями и креслами. Перед диваном, направо от входа, стоял стол, а над диваном торчали оленьи рога и рога лося, с развешанными на них восточными, черкесскими ружьями. Оружие это не только кидалось в глаза гостей, но и напоминало о себе сидящим на диване и забывшим о их существовании нежданными ударами по затылку. В переднем углу находился громадный образ Спасителя в серебряной ризе… Ясно было, что Николай Николаевич, то проживавший в Москве, то у двух братьев и любимой сестры, то у нас или на охоте, смотрел на Никольский флигель не как на постоянное, оседлое жилище, требующее известной поддержки, а как на временную походную квартиру, в которой пользуются чем можно, не жертвуя ничем на благоустройство. О таком временном оживлении уединенного Никольского флигеля свидетельствовали даже мухи.

Пока никто не входил в большую комнату, их там почти не было заметно, но при людском движении громаднейший рой мух, молчаливо сидящих на стенах и оленьих рогах, мало-помалу взлетал и наполнял комнату в невероятном количестве. Про это Лев Николаевич со свойственной ему зоркостью и образностью говорил: "Когда брата нет дома, во флигель не приносят ничего съестного, и мухи, покорные судьбе, безмолвно усаживаются по стенам, но едва он вернется, как самые энергические начинают понемногу заговаривать с соседками: "вон он, вон он пришел; сейчас подойдет к шкафу и будет водку пить; сейчас принесут хлебца и закуски. Ну да, хорошо, хорошо; подымайтесь дружжж- нее". И комната наполняется мухами… "Ведь этакие мерзкие, - говорит брат, - не успел налить рюмки, а вот уже две ввалились" "…

Около пяти часов вечера слуга накрыл на столе перед диваном на три прибора, положив у каждой тарелки по старинной серебряной ложке с железной вилкой и ножом с деревянными ручками. Когда крышка была снята с суповой чашки, мы при разливании супа тотчас же узнали знакомую нам курицу, разрезанную на части. За супом явилось спасительное в помещичьих хозяйствах блюдо, над которым покойный Пикулин так изде

вался: шпинат с яичками и гренками. Затем на блюде появились три небольших цыпленка и салатник с молодым салатом.

Что же ты не подал ни горчицы, ни уксусу? - спросил Николай Николаевич.

И слуга тотчас же исправил свою небрежность, поставивши на стол горчицу в помадной банке и уксус в бутылке от одеколона Мусатова.

Покуда усердный хозяин на отдельной тарелке мешал железным лезвием ножа составленную им подливку для салата, уксус, окисляя железо, успел сильно подчернить соус; но затем, когда тем же ножом и вилкой хозяин стал мешать салат, последний вышел совершенно "под чернью". Таким вот непритязательным, в походном духе, был организован праздничный обед в исполнении Николая Толстого».

После женитьбы многое изменилось в повседневной жизни Льва Толстого. В Ясной Поляне за стол садились в одно и то же время: в девять утра пили кофе или чай, в час дня завтракали, в четыре пили кофе, в шесть обедали, а в восемь вечера - ужинали, после чего вновь пили чай. В одиннадцать все шли спать.

А чем питались обитатели Ясной Поляны, кроме выращенных здесь овощей? Ведь не все из них были вегетарианцами, как Толстой и его дочери. За полгода они съели около десяти пудов масла, шести с половиной пудов сливок, трех пудов сметаны, двух с половиной пудов творога, а также около десяти пудов молока. И это, как отмечала жена писателя в своих ведомостях, предназначалось исключительно для «Графского Дома». Существовал еще один дополнительный список, озаглавленный ею «Для прислуги», в котором перечисляются: 51 пуд молока, 29 фунтов масла, 12 фунтов сливок и 24 фунта творога. За полгода в Ясной Поляне съедали около 450 куриных яиц.

Потребление такого количества продуктов было возможно благодаря хорошо развитому натуральному хозяйству, в котором было 18 коров, 12 телят, 3 быка и 7 коров, 21 баран, 38 лошадей, 18 старых и 15 молодых кур, 18 индюшек, 5 селезней и 16 уток, 17 свиней. Впечатляющее хозяйство, не правда ли? Особенно если

учесть, что семья к этому времени распалась, многие дети жили отдельно в своих имениях.

Варенье в Ясной Поляне варили по рецепту московского врача Анке, секрет которого заключался в том, чтобы как можно меньше подливать воды. Чай пили из баташовского самовара. Варенье подавалось на любой вкус: из клубники ананасной и земляники испанской, из крыжовника красного и зеленого, из груши, дыни, брусники, китайки, вишни, сливы и смородины. В крыжовенное варенье, как и в яблочное, непременно добавлялись либо ваниль, либо лимон. Желе также готовилось впрок, преимущественно из красной смородины и горькой рябины. Начиная с июня шла интенсивная заготовка варенья на зиму. Запасы были немалые: от 46 до 50 банок. Варенье не успевали съесть за одну зиму, и оно сохранялось до следующего года.

Огромное хозяйство требовало семян для посадки огородных культур, и Софья Андреевна исправно посылала в Москву на Мясницкую заявки на них. Она приобретала на сумму 16 рублей 27 копеек семена огурцов, редиса, свеклы, капусты, моркови, салата, редьки, шпината, пастернака, чабера, петрушки, сельдерея, лука-по- рея, бобов, арбуза, дынь. Цветочные семена заказывались на большую сумму - на 28 рублей 55 копеек Это астры, бальзамин, бессмертник, вербены, виолы, гвоздики, петунии, левкои, настурции, душистый горошек, примула, флоксы и многое другое.

Когда семья собиралась за чаем вокруг многослойного анковского пирога, приготовленного из рассыпчатого песочного теста, коржи которого были пропитаны лимонной начинкой, казалось, что в доме царит счастье.

Предлагаем почитателям кулинарного искусства рецепт пирога Анке, который в Ясной Поляне пекли к празднику:

1 фунт муки (фунт - 453 г), "/г фунта масла, "/4 фунта толченого сахара, 3 желтка, 1 рюмка воды. Масло, чтоб было прямо с погреба, похолоднее.

Популярным был также сметанный пирог (Анке):

10 яиц, 20 столовых ложек сметаны, чашка сахара,

2 столовые ложки муки крупитчатой. Дно салатника выложить вареньем, влить в него эту массу и поставить в духовой шкаф.

Замечательно готовил этот анковский пирог, ставший символом благополучия и стабильности толстовской семьи, повар Николай, прибывший из семьи Бер- сов и пустивший глубокие корни в Ясной Поляне. Гувернеры, уроки, грудные дети, которых кормила Софья Андреевна, семейные устои - все это входило в круг его забот. За хорошую службу ему было разрешено «есть вкусную пищу и спать на дорогом матраце».

Лев Толстой, как и Пушкин, съедавший за раз «30 штук блинов», запивая их глотком воды, не испытывая при этом «ни малейшей тяжести в желудке», мог съесть огромное количество блинов. Только на старости лет писатель пришел к мысли, что необходимо «есть медленно, хорошо прожевывать и не торопиться», в отличие, например, от того, как ест маленький Сережа. «Почему ты так быстро ешь? - однажды спросила ребенка мать. «Если бы я ел медленно, мне бы блинов не досталось, другие бы съели». Толстой также, как и великий поэт, обожал печеный картофель. Интересно было смотреть, как он его ел. Сначала насыпал на тарелку небольшую кучку соли, клал около нее кусок сливочного масла, затем брал из миски, накрытой белой салфеткой, большую картофелину с румяной корочкой, разрезал пополам. Чтобы не обжечь пальцы, клал одну ее половинку на угол салфетки, облегавшей его грудь, и все время держал ее перед собой в левой руке. В правой держал чайную ложку, которой отламывал на тарелке кусочек масла и ею же прикасался к соли. После этого ложкой вынимал из кожуры кусочек картофеля, дул на него, чтобы остудить, и затем съедал. Так, с превеликим удовольствием он съедал три картофелины.

Лев Толстой без ошибки распознавал нрав, образ мыслей человека по его кулинарным пристрастиям. В своих произведениях писатель уделял большое внимание не только самой пище, но и той обстановке, в которой проходит обед, и особенно общению во время трапезы, семантике поведения сидящих за столом. Трапеза имеет свой язык, расшифровкой которого и занимался

Толстой, описывая обеды Стивы Облонского и Константина Левина в романе «Анна Каренина»:

«- В "Англию" или в "Эрмитаж"?

Мне все равно.

Ну, в "Англию", - сказал Степан Аркадьич, выбрав "Англию" потому, что там он, в "Англии", был более должен, чем в "Эрмитаже". Он потому считал нехорошим избегать эту гостиницу».

По дороге в ресторан каждый из толстовских героев думает о своем: «Левин думал о том, что означала эта перемена выражения на лице Кити, и то уверял себя, что есть надежда, то приходил в отчаяние-

Степан Аркадьич дорогой сочинял меню».

Для одного обед с его материальностью является чем-то пошлым, а для другого - поэтичным и ритуальным.

«Когда Левин вошел с Облонским в гостиницу, он не мог не заметить некоторой особенности выражения, как бы сдержанного сияния на лице и во всей фигуре Степана Аркадьича…

Сюда, ваше сиятельство… - говорил особенно липнувший старый белесый татарин с широким тазом и расходившимися над ним фалдами фраком. - Пожалуйте шляпу, ваше сиятельство, - говорил он Левину, в знак почтения к Степану Аркадьичу, ухаживая и за его гостем.

Так что ж, не начать ли с устриц, а потом уж и весь план изменить? А?

Мне все равно. Мне лучше всего щи и каша; но ведь здесь этого нет.

Каша, а ля рюс, прикажете? - сказал татарин, как няня над ребенком, нагибаясь над Левиным.

Нет, без шуток; что ты выберешь, то и хорошо. Я побегал на коньках, и есть хочется. И не думай, - прибавил он, заметив на лице Облонского недовольное выражение, - чтоб я не оценил твоего выбора. Я с удовольствием поем хорошо.

Еще бы! Что ни говори, это одно из удовольствий жизни, - сказал Степан Аркадьич. - Ну, так дай нам, братец ты мой, устриц два, или мало - три десятка, суп с кореньями…

Прентаньер, - подхватил татарин. Но Степан Аркадьич, видно, не хотел ему доставлять удовольствия, называть кушанье по-французски.

С кореньями, знаешь? Потом тюрбо под густым соусом, потом… ростбиф; да смотри, чтобы хорош был. Да каплунов, что ли, ну и консервов.

Татарин, вспомнив манеру Степана Аркадьича не называть кушанья по французской карте, не повторял за ним, но доставил себе удовольствие повторить весь заказ по карте: "Суп прентаньер, тюрбо сос Бомарше, пу- лард а лестрагон, маседуан де фрюи…"

Сыру вашего прикажете?

Ну да, пармезан. Или ты другой любишь?

Нет, мне все равно, - не в силах удерживать улыбки, говорил Левин».

Любопытно, что Левин и Облонский говорят как бы на разных языках, тем не менее это не мешает им понимать друг друга.

Толстой прекрасно разбирался во всех тонкостях «артистических» обедов, для которых готовилась специальная «программа», предусматривающая композицию, симметрию, «пуант» этого события. Стива Облонский, в чем читатель только что убедился, «любил пообедать». Но еще более любил давать утонченный по своему качеству обед. Это касалось не только блюд и напитков, но и выбора приглашенных персон. Программа обеда на сей раз была представлена живой рыбой, спаржей, чудесным ростбифом и марочными винами. Приглашение на обед знатных особ представляло собой своеобразный ритуал.

В романе «Воскресение» Толстой описал вошедший в моду в дворянской среде обед в английском стиле, когда все блюда выставлялись на стол без соблюдения последовательности. К финальной части застолья подавались «лакомства». Блюда при этом никто не разрезал. Обед у Чарских на страницах толстовского романа проходил уже в контексте новых традиций.

Обедали у графини Екатерины Ивановны в половине восьмого, и обед подавался по-новому, еще невиданному Нехлюдовым способу. Кушанья ставились на стол, и лакеи тотчас же уходили, так что обедающие сами

брали понравившиеся им блюда. Мужчины не позволяли дамам утруждать себя излишними движениями и, как сильный пол, мужественно несли всю тяжесть накладывания дамам и себе кушаний и наливания напитков. Когда же одно блюдо было съедено, графиня нажимала в столе пуговку электрического звонка, и лакеи беззвучно входили, быстро убирали, меняли приборы и приносили следующую перемену. Обед был утонченный, такие же были и вина. В большой светлой кухне работали французский шеф с двумя помощниками. Обедали вшестером: граф и графиня, их сын, угрюмый гвардейский офицер, клавший локти на стол, Нехлюдов, лектрисса- француженка и приехавший из деревни главноуправляющий графа. Что ж, обед получился вполне щегольским. Здесь отсутствовали только трюфели, как и всяческие бронзовые антикварные украшения, которые более не являлись эстетскими атрибутами.

К этому времени со стола была вытеснена французская сервировка, как и тосты в честь поваров. Ведь еще Бодлер говорил, что у Бальзака, например, любой поваренок отличался талантом.

Описание обедов в толстовских текстах весьма красноречиво и значимо. Так, в романе «Воскресение» величественность буфетчиков, накрахмаленные салфетки, заложенные за жилет, чувственные губы участников застолья с жирными шеями, серебряные вазы, большие разливательные ложки, красавцы лакеи с бакенбардами, омары, икра, сыры, упитанные фигуры - все это, начиная со швейцара и заканчивая льстивыми лакеями, вызывало протестное чувство у Дмитрия Нехлюдова.

Где, как и с кем обедать? Толстой считал, что это целая наука, с помощью которой можно продемонстрировать savoir invre, свой такт и свою значимость в обществе. Хорошее блюдо - привилегия повара, а вино считалось прерогативой самого хозяина. Во время обедов, в отличие от вечеринок, непозволительно было много разговаривать, спорить, рассуждать. Здесь уместно было обмениваться короткими остроумными фразами, щекочущими ухо собеседника. Яснополянские погреба были заполнены самодельным пенным вином Перфильевых, приготовленным на основе березового

толченого угля и дрожжей из виноградного белого вина, Захарьинекой водой, шампанским, настоянным на смородиновых листах с добавлением дрожжей и лимонов, кваса Шостака и пива князя Шаховского. Все эти напитки одаривали хозяина Ясной Поляны приятностью мысли, радостью, чувством полета. Благотворное влияние вина, его живительную силу он испытывал до конца дней своей жизни. Эразм Роттердамский пробовал даже свои больные почки лечить вином. Стакан хорошего вина, выпитый в момент творчества, помогал Толстому оторваться от земли, подняться до высот Монблана. Главное, по его мнению, было не переусердствовать. С горечью подмечал он места в шедеврах Шиллера, свидетельствующие о том, что их автор выпил шампанского значительно больше обычного. Толстой во всем, в том числе и в вине, ценил чувство меры, знаменитое ¦чуть-чуть». Только так «вино ее прелести может ударить в голову», любил он говорить о своей героине Наташе Ростовой.

До кризиса писатель любил курить насыпные папиросы, набитые женой, любил перед обедом выпить домашний травник или рюмку белого воронцовского вина. Несмотря на почти полное отсутствие зубов, он продолжал есть быстро, плохо пережевывая пищу. Понимая, что это вредно, приговаривал: «Чтобы быть здоровым, надо хорошо ходить и хорошо жевать». Когда болел, лечился вином, обычно крепким - мадерой или портвейном. «Алкоголь и никотинец», употребляемые в больших количествах, он считал большим грехом. Тем не менее самым «большим лишением» называл все-таки вино.

Великим грехом Толстой считал также и мясоедство. По его мнению, процессу писательства более всего мешали резание кур, их истошные крики, битье о землю, вытирание кровавых ножей о траву Как можно после этого их есть! Сыновья писателя утверждали, что, несмотря ни на что, это все-таки очень вкусно, а жена ссылалась на прислугу, желавшую есть мясо. Толстой верил, что через 40 лет образованные люди перестанут есть мясо и превратятся в вегетарианцев. Он разделял концепцию американского диетолога Хэйга, которая

заключалась в том, что мясо и бобовые нельзя употреблять по причине их вредного воздействия на мочевую кислоту. Поэтому ограничивал прием пищи до двух раз в день, а воды - до 30 унций, то есть до пяти стаканов. Утро начинал со свежих яблок Самым сложным для него оказалось бросить курить, так же как и отказаться от осетрины. Но, по словам Софьи Андреевны, Толстой иногда все же соблазнялся мясными блюдами.

Окончив утреннюю работу, Толстой выходил к завтраку, ел быстро и с равнодушием яйцо всмятку: распускал в небольшом стаканчике и крошил в него кусочек белого хлеба. Потом съедал еще небольшую порцию гречневой каши. Обед обычно подавали часов в шесть. Лев Николаевич, как правило, опаздывал и являлся тогда, когда первое блюдо было уже съедено. Он редко говорил о любимых блюдах, как, впрочем, и о самой еде. Его обед состоял из супа, мучных или молочных блюд и сладкого на десерт. Летом на стол подавались еще и ягоды. Софья Андреевна обычно готовила мужу чай на спиртовке, и Толстой шутливо подмечал, что ей надо было выйти замуж за Робинзона, который доил ламу.

Но чаще Толстой сам готовил себе неприхотливый ужин. Наливал воду из самовара в кастрюльку, высыпал туда несколько ложек муки, добавлял лимон, ставил кастрюлю на спиртовку. Потом с большим аппетитом принимался за похлебку. Чай пил с лимоном, вместо сахара ел изюм. На ужин обычно варил себе кашу из овсянки, которую Софья Андреевна сама покупала для него в коробках.

Завтракал в зале обычно в одиночестве. Ел или прованское масло с лимонным соком и белым хлебом, или брынзу, привозимую врачом Маковицким из Словакии, запивая чаем с коньяком. Все больше тяготел к «одинокому пиру». Иногда брал чашку чаю с баранками и уходил в кабинет.

Вегетарианство в Ясной Поляне чрезвычайно усложнило жизнь хозяйки, разделив семью на два лагеря. Однажды Софья Андреевна торжественно объявила за столом, что своих детей она никогда «не допустит до вегетарианства». Своими она называла тех, кому не было еще

двенадцати лет. Она была убеждена, что пища, употребляемая ее мужем - хлеб, картофель, капуста, грибы, - очень вредна для его хронически больной печени. Во время очередных желчных приступов она искусно подливала мясные бульоны во все его блюда, и Лев Николаевич этого не замечал или не хотел замечать, как это случалось, говорят, с некоторыми монахами.

В час дня обычно завтракали домашние. В два часа, после окончания общего завтрака, когда посуда еще оставалась на столе, в зале появлялся писатель. В это время кто-нибудь из присутствующих распоряжался подать Льву Николаевичу завтрак Через несколько минут слуга приносил разогретую овсянку и маленький горшочек с простоквашей. И так - каждый день - одно и то же.

Лев Николаевич имел свое собственное меню. Время его трапезы не определялось заранее, и Софья Андреевна жаловалась, что приходится ставить уже приготовленные овсяную кашу или бобы в печь дважды и держать их там очень долго. В итоге они становились едва съедобными. Случалось, что первый завтрак писатель пропускал вовсе.

Лев Николаевич любил в овсянку покрошить яйцо. Получалась серовато-желтоватая масса, непривлекательная на вид. Он съедал ее десертной ложкой, слегка разжевывая. Трудно было бы догадаться, что у него совсем нет зубов. Ему не было еще и сорока лет, когда он лишился их. Обычно он клал себе вторую порцию и съедал ее с не меньшим аппетитом, что и первую, приговаривая: «Овсянка тем и хороша, что ее никогда нельзя закончить. Не могу остановиться». Доктора считали, что Толстой питается неправильно, ест слишком много. Действительно, нередко он съедал два - четыре яйца за день и ел много хлеба. Врачи советовали ему вести образ жизни, более соответствовавший пожилому и обремененному болезнями человеку. Но он не хотел этого. Как вспоминала 2 января 1902 года О. К. Дитерикс, Толстой «выпивал за день до трех бутылок кефира, пять яиц, несколько чашек кофе с лимоном, съедал раза три овсянку или рисовое пюре, дутый пирог или что-нибудь в этом роде». А во время болезни иногда не ел ничего более двух суток.

Увлечение Толстым вегетарианством вызывало негодование у Софьи Андреевны, к которой присоединялась и свояченица. Вдвоем они упрекали Льва Николаевича в том, что своим отказом от мясоедства он сбил с толку дочерей, которые из-за вегетарианства стали «зелеными и худыми». Тот говорил, что он здесь абсолютно ни при чем, что это их осознанный выбор, продиктованный внутренними убеждениями. Жена же не стеснялась в выражениях, называла его «дураком», а дочерей - sottes (глупыми. - Н.Н.). Словом, скандал разгорался на пустом месте. Льву Николаевичу приходилось постоянно отшучиваться.

На самом деле, он придавал огромное значение вегетарианству в контексте происходящих общественных пристрастий, связанных с появлением новых символов. Сокрушался по поводу того, что в Москве наряду с такими религиозными и научными храмами, как храм Христа Спасителя и Московский университет, появился еще и «храм обжорства» - магазин Елисеева на Тверской улице, завладевший желудками горожан.

Сам же Лев Николаевич не всегда выдерживал проверку на прочность. Поэтому иногда в его дневнике появлялись вот такие записи: «Расстроил здоровье объедением. Стыдно!»; «Пью кофе - лишнее». Доктор Флеров, лечивший Толстого в Ясной Поляне, рассказывал, как его прославленный пациент заболел из-за масленичных дней: писатель съел столько блинов, «сколько хватило бы на двух здоровых людей».

«Обедал он как бы один и особо. Подавал ему лакей в белых перчатках и фраке на серебряном подносе кисель и кашу, еще что-то нетвердое и, конечно, безубойное, - вспоминал Василий Розанов. - Сидел он за одним столом, смешиваясь и не смешиваясь с остальными».

Вниманию читателей впервые предлагается яснополянское меню 1910 года, некий своеобразный гастрономический канон толстовской семьи, составленный Софьей Андреевной и хранящий ее пометки для поваров. В это время в усадьбе постоянно проживали Лев Николаевич, Софья Андреевна и Александра Львовна Толстые.

Суп-пюре овсяный. Гренки. Цыплята с рисом. Бланманже. Столовое вино Бори. Поставить рис и крутые яйца; нарезать их половинками и положить кругом.

Завтрак-.

Манная молочная каша. Яйца всмятку. Вчерашние котлеты из каши, прибавить тушеных грибов, холодный язык.

Суп перловый, пирожки, куриные котлеты, пюре картофельное и вермишель, томат особый, протертые яблоки с черносливом.

Завтрак:

Холодная ветчина, крутая овсяная каша, форшмак, свинина с грибами.

Суп с клецками и кореньями, пирожки, цыпленок жареный пополам, макароны, суфле из рыбы с морковью, желе малиновое.

Завтрак

Котлеты рисовые. Салат картофельный со свеклой. Сбитая яичница.

Суп овсяный, пюре, пирог с грибами, рис, соус голландский или белый, яйца, жареные цыплята, 3 штуки. Блинчики графу, бисквит вчерашний.

Завтрак:

Манная каша на грибном бульоне, яйца всмятку 10 штук, оставшаяся рыба или поджарить говядину, которая была куплена.

Суп-лапша, пирожки, котлетки с жареным картофелем, зеленая фасоль с рисом, крем в чашках.

Завтрак:

Винегрет из овощей, манная каша молочная. Оставшееся.

Борщок, каша на сковороде, рыба с картофелем, горячий компот.

Завтрак:

Пшенная молочная каша, оставшееся.

Суп, пирожки, жареные цыплята, цветная капуста, кисель горячий. Завтрак-

Яичница с ветчиной, печеная картошка.

Суп-пюре овсяный, пирожки вчерашние, жареная баранина, буженина с картофелем. Завтрак:

Оставшаяся рыба, яичница с черным хлебом, котлеты фаршированные.

Борщ, каша, котлеты говяжьи, оладьи яблочные. Завтрак:

Винегрет, корзинки из яиц.

Суп-пюре из моркови, пирог из капусты, жареная телятина, кисель клюквенный, миндальное молоко. Завтрак:

Рис разварной, огородник

Суп манный, пирожки, горошек с яйцами, жареные грибы. Завтрак

Холодная телятина, макароны.

Бульон, котлеты телячьи, рис запеченный, грибы тушеные, компот, яблоки протертые. Завтрак:

Яйца с ветчиной, каша пшенная молочная.

Суп-пюре овсяный, пирожки, жареная индейка с картофелем, бланманже. Завтрак:

Томаты фаршированные, каша пшенная.

Борщ, каша, жареная телятина, грибы, пирожки яблочные. Завтрак

Форшмак, винегрет.

Суп перловый, пирожки, битки в сметане, рисовые котлеты, яблочный сбитень. Завтрак

Яичница с черным хлебом, суфле из моркови.

Суп, пирожки, винегрет, рис отварной, компот.

Завтрак

Все оставшееся.

Щи, каша, огородник, жареные грибы. Завтрак

Яичница взбитая, каша пшенная.

Суп-пюре овсяный, пирожки, индейка жареная, бисквит. Завтрак

Каша рисовая, яичница.

Суп-пюре из цветной капусты, пирог блинчатый, томаты фаршированные, пирог вчерашний. Завтрак: Винегрет, каша.

Борщ, суп, каша на сковороде, ветчина в горшочке.

Суп притоньер с омлетом, пирожки, утка с яблоками, котлеты рисовые с фасолью, крем яблочный. Завтрак:

Холодная ветчина, жареные грибы, каша пшенная.

Суп/щи, каша, цветная капуста, крем в чашках.

Завтрак:

Спросить у Саши.

Суп рисовый, пирожки, вареная рыба, картофель, кисель горячий. Завтрак

Яичница, холодная ветчина, каша с молоком.

Борщок, гренки из каши, солянка рыбная, рис, компот. Завтрак

Спросить у Саши. Рыбу не подавать, оставить к обеду.

Пропуск в меню

Суп-пюре овсяный, пирожки, рисовые котлеты, салат картофельный со свеклой. Сладкие коренья, бланманже.

Завтрак

Кашка смоленская, яйца всмятку.

Суп рисовый. Пирожки вчерашние, макароны, томаты отдельно, горошек сухой с яйцом, кисель горячий.

Завтрак

Рисовая молочная кашка, картофельное пюре, брюссельская капуста, варенье.

Суп-пюре, гренки с сыром, заливная рыба, горошек консервированный, яйца.

Завтрак

Капуста фаршированная, постный форшмак, селедка. Татьяне Львовне и графу - геркулес. Графу еще яйца всмятку.

Суп овсяный, пирожки, суфле из рыбы с морковью, кисель горячий.

Завтрак

Что осталось, пирог с капустой, если мало осталось, я не видела, то что-нибудь прибавить.

Суп-похлебка, пирожки, яйца в томате. Жареные сладкие коренья, крем в чашках. Графу такой же суп, как вчера. Яйцо. Manioca на вине.

Завтрак

Жидкая молочная манная каша, картофельные котлеты с капустой красной или белой. Графу овсянка и яйцо.

Суп перловый графу. Нам - всем борщ. Пирожки с кашей. Рис запеченный, соус белый. Пюре картофельное и брюсс. Протертые яблоки с черносливом. Графу - чашку чайную манной кашки на миндальном молоке.

Завтрак

Жареная картошка с луком, крупеник Овсянка и яйцо графу.

Суп с рисом, пирожки. Рябчики нам жареные, сбитая яичница. Цветная капуста, бисквит с взбитыми сливками.

Завтрак:

Жидкая молочная кашка манная. Все вчерашнее. Рыба сваренная на троих человек, картофель вареный. Графу овсянки и яйцо.

Суп-пюре перловый, мелкие сухарики, соус морковный на молоке, получше разварить. Яйца, томаты. Манная жидкая, шоколадная кашка.

Завтрак:

Пшенная молочная кашка, форшмак. Графу - овсянка и яйца.

Борщок, гренки из каши. Макароны, жареные сладкие коренья. Печеные яблоки.

Завтрак:

Солянка с черными гренками, гречневая размазня с луком.

Суп-пюре рисовый, пирожки, картофельные котлеты с консервированным горошком, вермишель, дутый пирог.

Завтрак

Геркулес графу и яйцо. Жареная картошка. Сырники.

Щи, каша на сковороде. (Графу протереть.) Тетерева поджарить. Поставить корзиночки из яиц. Груша. Соус голландский. Желе.

Завтрак

Фаршированный кочан, кашка манная молочная жидкая. Сбитая яичница.

Суп-лапша, пирожки. Рис гарнированный крутыми яйцами, соус белый или голландский. Репа и картофель печеные. Яблочные пирожки.

Завтрак

Каша гречневая на сковороде. (Лист оторван.)

Ленивые щи, каша графу протертая. Морковный соус + фасоль свежая (пополам на блюде перегородить). Суфле миндальное, сироп.

Завтрак:

К чаю Толстой всегда приходил вовремя. С годами он стал большим его поклонником, изменив кофе за его «иллюзорность энергии», под воздействием которой человек «пишет, пишет, быстро и много сочиняет, как Бальзак, но только это все ни к чему». Чай и кофе поделили мир на две половины. Россия, как и Англия, Китай, Индия, Япония, была оплотом чая. Не случайно А. Дюма-отец утверждал, что «лучший чай пьют в Санкт-Петербурге».

Толстой, по российской традиции, пил чай непременно из стакана с подстаканником. Самым главным для него в церемонии чаепития были не варенье и не пирог, а вдумчивые разговоры, во время которых было запрещено только одно: «пукать и ругать правительство».

Введение

Толстой Лев Николаевич, граф (1828-1910) - писатель, мыслитель, педагог.

В первый период педагогической деятельности (1859-1862), названный Толстым временем «трехлетнего страстного увлечения педагогическим делом», он жил в Ясной Поляне, преподавал в созданной им бесплатной начальной школе для крестьянских детей, способствовал открытию более 20 начальных школ в Тульской губернии. В 1862 году Толстой издавал педагогический журнал «Ясная Поляна», в котором печатал свои педагогические статьи и рассказы для детей.

Второй период педагогической деятельности Толстого (1870-1876) связан с созданием «Азбуки» (кн. 1-4, 1872) - комплекса учебных книг для начальной школы с методическими указаниями для учителя, направленных на развитие «нравственных чувств, воображения, поэтического чутья» учащихся. При переработке «Азбуки» были изданы как самостоятельные пособия «Арифметика» (1874), «Новая Азбука» и «Русские книги для чтения» (1875).

Третий период педагогических исканий Толстого (конец 1880-х гг. - 1910) был связан с разработкой религиозно нравственного учения, которое Толстой считал главным делом своей жизни. Оно было изложено им в работах философского, психологического и публицистического характера («Исповедь», «О жизни», «Что же нам делать» и др.), в педагогических сочинениях («О воспитании», «О науке»), в изданиях для широких слоев населения («Путь жизни», «Мысли мудрых людей»), в книгах для детей.

Тема «Педагогические концепции Л.Н. Толстого» выбрана не случайно. В наше время, время преобразований в социальной и духовной жизни общества, педагогические поиски Л.Н. Толстого привлекают актуальностью проблем обучения, воспитания подрастающего поколения, демократизации системы народного образования. В раздумьях о новой школе и новой педагогической науке Л.Н. Толстого мы находим идеи и разработки, которые, словно отражают проблемы сегодняшних дней и предлагают нам свежий, оригинальный взгляд на вопросы современной педагогики. Желание научить детей творчески мыслить, формировать их духовные потребности и нравственные качества, спасти будущих «Пушкиных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых» - все это заставляло Льва Николаевича задуматься о пути реформирования образовательной системы и искать новые подходы, методы. Большое количество педагогических взглядов Л.Н. Толстого актуальны и на данном этапе развития российской педагогики. В современной педагогике на первое место выходят проблемы гуманизма, свободы, культуры, творчества. Л.Н. Толстой разработал целостную оригинальную концепцию учебно-воспитательного процесса, в которой уделил большое внимание этим проблемам. Вот почему исследование педагогической деятельности великого русского мыслителя и писателя носит не только исторический характер, но может оказать помощь в разработке современной теории образования. Актуальность нашего исследования заключается в попытке установления диалога между различными идеологическими подходами к педагогической системе Л.Н. Толстого. В связи с этим проведенный нами анализ оценок педагогического творчества Толстого основывался на работах ведущих специалистов в этой области, придерживавшихся зачастую прямо противоположных идеологических установок: К. Вентцель, Н.А. Константинов, С. Шацкий и др. , , Эти труды несут на себе печать своего времени, но в этом и заключается актуальность их исследования. Не менее актуальной для современного образования является толстовская концепция народной школы. В нынешних условиях, когда происходит резкая дифференциация общества не только по уровням доходов, но и по качеству образования, опыт организации Яснополянской школы оказывается крайне востребованным. За последние годы появился целый ряд работ, посвященных различным аспектам педагогического творчества Л.Н. Толстого. Это работы Н.В. Кудрявой, А.А. Шаталова и др. , , В них анализируются отдельные вопросы педагогической системы Л.Н. Толстого. Практически в любом направлении современной мировой педагогики можно обнаружить переоткрытие решений тех проблем, которые дал уже Л.Н. Толстой. Это касается концепции свободного воспитания, народного образования, непрерывности педагогического процесса, связи обучения с практическими интересами учащихся, гуманизации и гуманитаризации образования и многих других. Педагогические взгляды Толстого всегда порождали многочисленные споры. Это свидетельствует, с одной стороны, о противоречивости, неоднозначности и многогранности его концепции, с другой - об актуальности ее осмысления на переломных этапах истории. Л.Н. Толстой является одним из основателей антропологической педагогики в России. Поэтому изучение его педагогической системы актуально и с исторической точки зрения, позволяющей реконструировать многие недостаточно изученные этапы в истории отечественной педагогики, и с практической, поскольку антропологические взгляды Толстого оказываются созвучными современной тенденции в мировой педагогике. В педагогическом наследии Л.Н. Толстого сформулированы идеалы гуманистического образования. Литература, религия, искусство служили для Толстого, в первую очередь, средством гуманистического воспитания человека. На основе вышеизложенного можно сформулировать следующую проблему: изменение оценки педагогического творчества Л.Н. Толстого в отечественной педагогике в зависимости от меняющихся социальных условий и сущность ее противоречивости; причины повышенного интереса к педагогике Л.Н. Толстого в настоящее время.

Литература, посвященная педагогической деятельности Л.Н. Толстого представлена следующими работами. О.С. Газман «Педагогика свободы: путь в гуманистическую цивилизацию XXI века» рассматривает понятие воспитания и различные подходы к нему. В работе Н.К. Гончарова «Историко - педагогические очерки» содержатся идеи о свободном воспитании, о саморазвитии ребенка, о качествах заложенных им от рождения. Особое внимание уделяется работам Т.В. Романовой «Принципы Толстовской педагогики в преддверии нового века», в которой подробно описываются принципы педагогической концепции Л.Н. Толстого. В книге Мир «Азбуки Льва Толстого» А.В. Шадской, В.Б. Ремизова, Н.А. Трофимова и др. рассказывается о педагогической системе Толстого, для создания которой была основана Яснополянская школа. Прямыми источниками по изучению педагогических концепций являются непосредственно «Сборники статей» и «Полное собрание сочинений» в 90 т. Л.Н. Толстого. ,

Цель данной работы - описать педагогические концепции Л.Н. Толстого

Объект исследования - педагогические концепции Л.Н. Толстого

Предмет исследования - идеи педагогических концепций Л.Н. Толстого.

Задачи данной работы:

.Раскрыть сущность понятия воспитание;

.Охарактеризовать педагогические концепции II половины XIX века;

.Рассмотреть воззрения Л.Н. Толстого на сущность воспитания;

.Раскрыть основные положения проекта Яснополянской школы.

Методы исследования. При изучении материала мы использовали следующие методы: аналитический метод, связанный с детальным изучением отдельных сторон педагогического творчества Л.Н. Толстого и его оценки в трудах отечественных педагогов; синтетический метод, предполагающий обобщение аналитической информации; ретроспективный метод, основанный на единстве исторического и логического подходов к педагогике Л.Н. Толстого. Нами использовались также сравнительный метод, методы индукции и дедукции, метод классификации.

1. Проблемы воспитания и образования в педагогике II половины XIX века

.1 Понятие воспитание. Подходы к трактовке воспитания

яснополянский толстой педагог воспитание

Важнейшее место в педагогике II половины XIX века занимает идея свободного воспитания. Она тесно связана с философско-идеалистическими и политическими взглядами. Л.Н. Толстого, который считал, что человек имеет право свободно формировать свои убеждения и взгляды, без всякого насилия и принуждения со стороны общества, и что детям присуще природное совершенство и высокие нравственные качества. «…Во всех веках и у всех людей, - писал Толстой, - ребенок представлялся образцом невинности, безгрешности, добра, правды и красоты. Человек родится совершенным - есть великое слово, сказанное Руссо, и слово это, как камень, останется твердым и истинным». Исходя из этого, Толстой полагал, что воспитывать ребенка бессмысленно, так как сознание нравственного идеала у детей сильнее, чем у взрослых. Взрослые должны только давать детям материал для того, чтобы они могли сами развиваться «гармонически и всесторонне». По мнению Толстого, свободное воспитание содействует саморазвитию, самораскрытию Нравственных качеств, склонностей и способностей, заложенных в ребенке от рождения. Он идеализировал природу детей, указывал, что «детский возраст есть первообраз гармонии». Идея свободного воспитания была глубоко противоречивой, антинаучной. В действительности воспитание - организованный, целенаправленный процесс, имеющий определенные задачи, содержание и осуществляющийся с помощью различные средств и методов воспитательного воздействия на детей. Воспитание - в самом общем виде - заключается в подготовке младшего поколения к жизни в обществе. В процессе воспитания подрастающие поколения должны усвоить то, что уже накоплено обществом, т.е. усвоить знания на достигнутом уровне их развития, овладеть определенными трудовыми умениями, усвоить нормы и опыт поведения в обществе и выработать определенную систему взглядов на жизнь. В процессе воспитания должны формироваться также и такие качества, которые необходимы для решения новых задач, не стоявших перед старшим поколением. А для этого должны быть выработаны умения приобретать необходимые знания, приспосабливаться к изменяющимся условиям жизни и труда, заниматься творческой деятельностью Л.Н. Толстой в статье «Воспитание и образование» писал: «Воспитание, французское education, английское education, немецкое Erziehung - понятия, существующие в Европе…Немецкое определение, самое общее, будет следующее: воспитание есть образование наилучших людей, сообразно с выработанным известною эпохой идеалом человеческого совершенства.

В педагогике можно встретить понятие «воспитание», употребляемое в нескольких значениях: в широком социальном смысле, когда речь идет о воспитательном воздействии на человека всего общественного строя и окружающей человека действительности; в широком педагогическом смысле, когда имеется в виду целенаправленное воспитание, осуществляемое в системе учебно-воспитательных учреждений, охватывающее весь учебно-воспитательный процесс; в узком педагогическом смысле, когда под воспитанием понимается специальная воспитательная работа, направленная на формирование системы определенных качеств, взглядов и убеждений учащихся; в еще более узком значении, когда имеется в виду решение определенной воспитательной задачи, связанной, например, с формированием нравственных качеств, эстетических представлений и вкусов и т.п. Таким образом, можно сказать, что воспитание - это процесс передачи старшими поколениями общественно-исторического опыта новым поколениям с целью подготовки их к жизни и труду, необходимому для обеспечения дальнейшего развития общества. Существуют две противоположных трактовки воспитания.

Согласно первой из них, воспитание есть воздействие государства и его образовательных институтов на развитие личности, осуществляемое в интересах государства или общества (при приоритете государственных интересов, обобщаемых в виде общеобязательной идеологии, принимаемой обществом). В этом случае воспитание превращается в своего рода манипулирование психикой учащегося, навязывание ему тех или иных ценностей и направлений развития сверху. В то же время учащийся лишен персональной социальной, этической и пр. ответственности за принимаемые им решения, его мировоззрение, поведение и поступки оцениваются лишь по степени их соответствия навязанному обществом (вернее, государством при молчаливом согласии общества) эталону.

Вторая трактовка воспитания связана с распространенной в демократических обществах идеей свободы ребенка, его права на самостоятельное принятие решений, касающихся его отношений к миру, обществу, своей дальнейшей судьбе и своему дальнейшему развитию. Вслед за О.С. Газманом можно в этом смысле говорить о педагогике свободы», противопоставленной «педагогике необходимости». Педагогика необходимости не только диктует конечный результат воспитания («формирование советского человека» или «человека развитого социалистического общества», «коммунистическое воспитание» и пр.), но и определяет его институциональную структуру («трудовое воспитание», «патриотическое воспитание», осуществляемые специальными мероприятиями по специальной программе) и даже его методы.

Напротив, педагогика свободы исходит из идеи сотрудничества взрослых и детей с целью обеспечить оптимальные условия для самостоятельного выбора и самостоятельного развития учащегося, его жизненного (личностного) самоопределения. Отсюда введенное Газманом понятие «психологической поддержки» как совместном с ребенком определении его интересов, целей, возможностей и путей решения проблем, помощи ему в сохранении человеческого достоинства и достижении позитивных результатов в образовании, саморазвитии, общении, образе жизни, вообще в самореализации. Воспитание и есть управляемая система процессов взаимодействия общества и личности, обеспечивающая, с одной стороны, саморазвитие и самореализацию этой личности, с другой, соответствие этого саморазвития ценностям и интересам общества. Везде влияние жизни отстранено от забот педагога, везде школа обстроена кругом китайскою стеной книжной мудрости, сквозь которую пропускается жизненное образовательное влияние только настолько, насколько это нравится воспитателям. Влияние жизни не признается. Так смотрит наука педагогика, потому что признает за собой право знать, что нужно для образования наилучшего человека, и считает возможным устранить от воспитанника всякое вне воспитательное влияние; так поступает и практика воспитания.

.2 Педагогические концепции II половины XIX века

Л.Н. Толстой старался раскрыть закономерности образовательно-воспитательного процесса, определить характер педагогики как науки. Осуждая буржуазную педагогику с ее догмами, Лев Николаевич предлагал учителям смело становиться на путь экспериментирования, что должно было содействовать развитию педагогики как науки. «Не философскими откровениями в наше время может подвинуться наука Педагогика, но терпеливыми и упорными повсеместными опытами…»

Единственным критерием педагогики Толстой объявлял свободу, единственным методом - опыт. Толстой ставил перед собой задачу выстроить новую педагогическую систему. Для создания новой педагогики Толстым была использована Яснополянская школа - своеобразная педагогическая лаборатория, экспериментальная школа, но великий педагог хотел, чтобы каждая школа стала «опытом над молодым поколением, дающим постоянно новые выводы». Толстой создал оригинальную систему дидактических взглядов, обогатившую науку новым подходом к решению основных проблем образования и воспитания. Сообщение учащимся широкого круга знаний и развитие творческих сил ребенка, его инициативы и самостоятельности - такова основная задача Толстовской школы. Цель воспитания, по Толстому, должна заключаться в стремлении к гармоническому развитию всех сил и способностей детей. Исходя из принципа свободы в педагогике, Толстой обосновывал и всю педагогическую концепцию. Толстой по-новому подошел к пониманию сущности учебного процесса. Толстой-педагог велик тем, что глубже и всесторонне, чем кто-либо из его современников, последователей и предшественников, понял необходимость изучения внутреннего мира ребенка, его желаний, интересов и устремлений. Помещая в центр своей педагогической концепции личность ребенка, он выстраивает вокруг нее систему принципов:

·принцип сознательности и активности обучения;

·принцип связи обучения с жизнью;

·принцип доступности обучения;

·принцип прочности усвоения знаний;

·принцип природосообразности.

Большое место он отводит принципу сознательности и активности. Обучение, как справедливо утверждал Толстой, - многосторонний процесс, а не только воздействие лишь на интеллект ребенка. Это - процесс активного, сознательного и творческого, а не механического усвоения детьми сообщаемых им в школе знаний и навыков. Еще раз подчеркнем, что в процессе обучения Толстой придавал большое значение развитию самостоятельности и творческого мышления у учащихся. Он писал: «Если ученик в школе не научился сам ничего творить, то и в жизни он всегда будет только подражать, копировать… В каждом ребенке есть стремление к самостоятельности, которое вредно уничтожить в каком бы то ни было преподавании и которое особливо обнаруживается недовольством при срисовывании с образцов» Важным Л.Н. Толстой считал развивать:

·творчество детей (творческую активность);

·усваивать знания сознательно;

·использовать принцип наглядности.

Книга же для детей должна выполнять следующие требования:

) высокая художественность;

) сжатость и простота;

) богатые и разнообразные содержания;

) истории о русской жизни;

) рассказы на нравственные темы.

Особое место в дидактических взглядах Толстого занимает принцип связи обучения с жизнью. Анализируя педагогическую систему немецких школ, которая была оторвана от жизни, от народа, Лев Николаевич справедливо подмечал, что чем богаче и разностороннее жизненный опыт учащихся, тем больше возможностей успешно обучать детей в школе, тем легче установление меж предметных связей и повышение учебной мотивации. В школьные учебники Толстой считал необходимым включить материал из жизни родной страны, истории народа, его быта, о русской природе, все то, что близко и доступно детям. С помощью рассказов, басен и сказок он знакомил детей с жизнью людей и животных, явлениями природы. Это вызывало большой интерес учащихся к знаниям, необычайно оживляло учебный процесс. Из данного принципа естественным образом вытекает принцип доступности обучения, то есть сообщение учащимся сложного учебного материала в доступной форме. В качестве основ успешного обучения Толстой назвал соблюдение двух основных дидактических требований:

«1) чтобы то, чему учат ученика, было понятно и занимательно

) чтобы душевные силы его были в самых выгодных условиях.»

Лучшим приемом для достижения доступности обучения Толстой считал накопление учащимися возможно большего количества конкретных сведений и фактов, в отличие от традиционного сообщения обобщенных и отвлеченно-абстрактных истин. По Толстому, педагогу необходимо исходить от конкретного, жизненного опыта детей, от частных фактов и явлений вести детей к обобщениям. Толстой рекомендовал учителям обращать внимание учеников на полное понимание совершаемых ими действий, использовать элемент проблемности в обучении, подводить учащихся к самостоятельному выведению правил, заключений. Вот как он формулирует данное положение в своем педагогическом труде «Общие замечания для учителя»: «Давайте ученику как можно больше сведений и вызывайте его на наибольшее число наблюдений по всем отраслям знания, но как можно меньше сообщайте ему общих выводов, определений, подразделений и всякой терминологии.» .Л.Н. Толстой внес неоценимый вклад в разработку принципа прочности в обучении, наметил некоторые черты своеобразной системы, а также условий, средств и приемов, направленных на достижение в процессе обучения высокой степени прочности знаний, умений и навыков. Прочность усвоения для Толстого естественным образом связана, взаимно переплетена с сознательной умственной деятельностью учеников, то есть с принципом сознания и активности. Толстой не считал зазубренные, выученные наизусть слова, фразы признаком прочности знаний или даже наличием каких-либо знаний. Механическое заучивание как способ усвоения знаний получило у Толстого отрицательную оценку. Особенно резкой критике подверглась господствовавшая в те годы схоластическая система повторения, поурочного контроля знаний и экзаменов, основанных на зазубривании. Важной предпосылкой прочного усвоения знаний Лев Николаевич считал такой фактор, как наличие у школьника четкого понимания смысла, самой идеи знания и каждого из его слагаемых, осознание учеником жизненной значимости изучаемого материала. Таким образом, в педагогической концепции Толстого существует тесная взаимосвязь основополагающих принципов. Понимание целей знаний оживляет ум ученика, мобилизует его волю и силы на преодоление трудностей учения и достижение его высших результатов. Без соблюдения этого условия учитель не имеет права требовать от учеников закрепления в памяти того или иного знания или навыка. «Ни один человек и ребенок не был бы в силах учиться, - писал Толстой, - нежели бы будущность его учения представлялась ему только искусством писать или считать… Для того, чтобы ученик мог отдаться весь учителю, нужно открыть ему одну сторону того покрова, который скрывал от него всю прелесть того мира мысли, знания поэзии, в которой должно ввести его ученье. Только находясь под постоянным обаянием этого впереди блещущего света, ученик в состоянии так работать над собой, как того мы от него требуем» Исходной психолого-педагогической позицией Л.Н. Толстого в подходе к выше рассмотренной проблеме прочности усвоения знаний, умений и навыков была опора на природное стремление ребенка к знанию. Принцип природосообразности, присущий всей педагогической концепции Толстого, и здесь оказался ведущим. «Желание учиться в детях так сильно, - отмечал он -, что для удовлетворения этого желания они подчиняются многим трудным условиям и простят много недостатков» . Природное стремление ребенка к знанию, к открытию нового для себя является драгоцейнейшим естественно-педагогическим условием, которое учителю необходимо всячески оберегать от разрушения и потерь. «Образование есть потребность всякого человека, - писал Толстой в статье «Сельский учитель», - поэтому образование может быть только в форме удовлетворения потребности. Вернейший признак действительности и верности пути образования есть удовлетворение, с которым оно воспринимается. Образование на деле и в книге не может быть насильственно и должно доставлять наслаждение учащимся» .Преобладающей формой занятий был не урок в обычном смысле, а свободная беседа с учениками: в ходе ее дети обучались чтению, письму, арифметике, закону божью, усваивали грамматические правила, доступные для их возраста сведения по истории, географии, природоведению. Их обучали также рисованию, пению. Содержание обучения изменялось в соответствии с развитием детей, возможностями школы и учителей, желанием родителей.

2. Вклад Л.Н. Толстого в педагогическую мысль

.1 Воззрение Л.Н. Толстого на сущность воспитания

Выдающийся педагог Лев Николаевич Толстой, всю свою жизнь посвятивший изучению феномена человека, одну из своих главных задач видел в раскрытии вопросов становления человека как нравственного существа. Позиция Л.Н. Толстого по вопросам определения сущности нравственного воспитания, влияния личности учителя на его успешность, являясь во многом созвучной гуманистическому пафосу отечественной педагогической мысли второй половины XIX - начала XX вв., содержит в себе ряд существенных отличительных черт. Для Л.Н. Толстого воспитание есть «воздействие на сердце тех, кого мы воспитываем». Воздействовать же на сердце тех, кого воспитываешь, утверждает он, «можно только гипнотизацией, заразительностью примера». «Ребенок увидит, - пишет мыслитель, - что я раздражаюсь и оскорбляю людей, что я заставляю других делать то, что сам могу сделать, что я потворствую своей жадности, похотям, что я избегаю труда для других и ищу только удовольствия, что я горжусь и тщеславлюсь своим положением, говорю про других злое, говорю за глаза не то, что говорю в глаза, притворяюсь, что верю тому, во что не верю, и тысячи и тысячи таких поступков или поступков обратных: кротости, смирения, трудолюбия, самопожертвования, воздержания, правдивости, и заражается тем или другим во сто раз сильнее, чем самыми красноречивыми и разумными поучениями». «И потому, - делает вывод Л.Н. Толстой, - все или 0,999 воспитания сводится к примеру» .Учатся и воспитываются дети, считает Толстой, только благодаря заразительности примера, в состоянии, которое он называет «первой степенью гипноза». Все, чему обучают детей, пишет он, «от молитв и басен до танцев и музыки, - все это сознательное внушение; все то, чему независимо от нашего желания подражают дети, в особенности в нашей жизни, в наших поступках, есть бессознательное внушение. Сознательное внушение - это обучение, образование, бессознательное - это пример, воспитание в тесном смысле, или… просвещение» .Внушаемость детей отдает их в полную власть взрослых. И поэтому, считает Л.Н. Толстой, «нельзя быть достаточно внимательным» к тому, что и как внушается им. Мыслитель констатирует, что на разработку основ сознательного внушения - обучения в обществе направляются практически все силы, бессознательное же внушение - воспитание, «вследствие того, что наша жизнь дурна», находится в пренебрежении. «В воспитании всегда, везде, - пишет Л.Н. Толстой, - у всех была и есть одна ошибка: хотят воспитывать разумом, одним разумом, как будто у ребенка только и есть один разум. И воспитывают один разум, а все остальное, то есть все главное, идет, как оно хочет. Обдумают систему воспитания разумом опять, и по ней хотят вести все, не соображая того, что воспитатели сами люди и беспрестанно отступают от разума. В школах учителя сидят на кафедрах и не могут ошибаться. Воспитатели тоже становятся перед воспитанниками на кафедру и стараются быть непогрешимыми» .Толстой настаивает на том, что воспитание, бессознательное внушение, «есть самое важное» . Для того же, утверждает он, чтобы воспитание было нравственным, необходимо воспитателю самому жить нравственной жизнью. Только в этом случае, настаивает отечественный педагог, личный пример учителя становится мощным воспитательным фактором. «Чтобы воспитывать хорошо, - пишет Л.Н. Толстой, - надо жить хорошо перед теми, которых воспитываешь» . Главной же чертой «хорошей жизни» человека, согласно воззрениям русского философа, является его стремление к совершенствованию в любви. «Вот это самое если есть в воспитателях и если этим заразятся дети, то воспитание будет не дурное» . «Воспитание представляется сложным и трудным делом, - говорит Л.Н. Толстой, - только до тех пор, пока мы хотим, не воспитывая себя, воспитывать своих детей или кого бы то ни было. Если же поймешь, что воспитывать других мы можем только через себя, то упраздняется вопрос о воспитании и остается один вопрос жизни: как надо самому жить? Потому что не знаю ни одного действия воспитания детей, которое не включалось бы в воспитание себя. Как одевать, как кормить, как класть спать, как учить детей? Точно так же, как себя. Если отец, мать одеваются, едят, спят умеренно и работают и учатся, то и дети будут то же делать» .Он считает, что для достижения положительных успехов в деле нравственного просвещения учащихся воспитателю следует придерживаться двух основных правил: «самому не только жить хорошо, но работать над собой, постоянно совершенствуясь, и ничего не скрывать из своей жизни от детей». Л.Н. Толстой подчеркивает, что «лучше, чтобы дети знали про слабые стороны» своих воспитателей, чем то, чтобы они чувствовали, что у них есть скрытая и показная жизнь. Отечественный мыслитель был против старой педагогической догмы, согласно которой воспитание возможно только на положительных примерах, а отрицательное в жизни и людях лишь развращает и нравственно уродует людей. По его мнению, практика наглядно демонстрирует, что нравственно воспитывает не только положительное, но и отрицательное. Рассуждая в своем дневнике на эту тему, Л.Н. Толстой 23 июня 1903 года записывает: «Я очень дурной по свойствам человек, очень туп к добру, и потому мне необходимы большие усилия, чтобы не быть совсем мерзавцем… Юрий Самарин как-то очень хорошо сказал, что он - прекрасный учитель математики, потому что очень туп к математике. Я - совершенно то же в математике, но главное, то же в деле добра - очень туп, и потому не совсем дурной, - нет, смело скажу: хороший учитель» Русский педагог не видел в этом никакого парадокса нравственного воспитания. Хорошим учителем нравственности, считал он, может быть и дурной человек, но только при одном условии: он должен делать усилия добра. Кроме того, безобразное и нравственно уродливое вызывает как в ребенке, так и во взрослом чувство отвращения, ведь в них Богом вложено нравственное чувство, в них пульсируют силы добра. В целом же, по твердому убеждению опередившего свое время гениального педагога, основная миссия учителя в свободной школе должна состоять в воспитании духовности, человечности в человеке.

Толстой был тонким психологом, исключительным знатоком детской души. Об этом свидетельствуют его литературные произведения, вся его педагогическая деятельность. Толстой умел заинтересовать детей, пробуждать и развивать их творчество, помогать им самостоятельно мыслить и глубоко чувствовать. Он беззаветно увлекался педагогической работой, непрерывно искал и требовал, чтобы каждая школа была своего рода педагогической лабораторией. Такой лабораторией, экспериментальной школой была в 1861-1862 годах Яснополянская школа.

.2 Проект Яснополянской школы Л.Н. Толстого

Яснополянская школа была открыта Толстым в 1859 году. В основу ее работы легло мнение Л.Н. Толстого о свободном и плодотворном творчестве детей при помощи преподавателей. Возвратившись весной 1861 года из-за границы, Толстой критиковал буржуазную цивилизацию. Толстой подверг острой критике и современную ему школу, в которой учат тому, что не нужно народу, а требуется тем, кто притесняет и угнетает народные массы. В своих первых статьях по вопросам воспитания Л.Н. Толстой резко критиковал современную ему педагогику за абстрактность, догматизм, оторванность от жизни. Он признавал школьный опыт и деятельность учителей важнейшим источником педагогики. Яснополянская школа была задумана писателем как своеобразная педагогическая лаборатория по созданию нового содержания и методов воспитания детей, отвечающих прогрессивным педагогическим принципам. Она должна была основываться на уважении личности ребенка, развитии его активности и самостоятельности, всех его способностей. Школа размещалась в конце 50-х - начале 60-х годов во флигеле, где в наши дни находится литературный музей. Дети приходили утром, не к определенному часу, а когда освободятся от дел по дому и хозяйству и когда их отпустят родители. Расписания занятий и распределения часов на уроки со звонками на перерыв, такого, к которому мы привыкли в современных школах, в яснополянской школе не было. Каждый занимался тем, чем ему хотелось: кто географией или историей, кто тренировался в письме или рисовал, некоторые читали, а если устал, то прикорнуть можно было где-нибудь в уголке или под столом. Одним словом, дети себя чувствовали совсем свободно и часто проводили в школе весь день, до позднего вечера. Отношения с учителем - Львом Николаевичем Толстым - складывались взаимного учителю, как бы говоря: «я-те задам» или «пиши, мол, пиши, а я напишу лучше», вызывая тем самым уже известного писателя и в то же врем своего любимого учителя на соревнование. А учитель верил в ученика, и не без некоторой робости принимал его вызов. Толстой борется за иную, новую в своем основании школу, построенную на праве свободы человека, полной свободы, даже если ему, этому человеку, 10-12 лет. Школа в Ясной Поляне «развивалась свободно, - рассказывает Лев Николаевич, - из начал, вносимых в нее учителем и учениками. Несмотря на все преимущество влияния учителя, ученик всегда имел право не ходить в школу и даже, ходя в школу, не слушать учителя. Учитель имел право не пускать к себе ученика и имел возможность действовать всей силой своего влияния на большинство учеников, на общество, всегда составляющееся из учеников… При нормальном, ненасильственном развитии школы, чем более образовываются ученики, тем они становятся способнее к порядку, тем сильнее ими самими чувствуется потребность порядка, и тем сильнее на них влияние учителя». Того же он требовал и от учеников: активного мышления, сомнения и проверки истинности того, что считается общепринятым. Больше всего он ценил в детях их самобытность, любознательность, ненасытное стремление к знаниям. Этими же чертами должен обладать и учитель. Самое страшное в учителе - рутина, умственная лень, движение в своей работе по проторенной дорожке. Толстой считал, что «так как дело преподавания есть искусство, то оконченность и совершенство недостижимы, - а развитие и совершенствование бесконечны». «Всякий учитель должен знать, что каждая изобретенная метода есть только ступень, на которую должно становиться для того, чтобы идти дальше…» Как всегда, стремясь к предельной лаконичности и точности выражения мысли, он отливает ее в парадоксальную формулу: «Лучшая метода есть отсутствие всякой методы»; и тут же добавляет: «Но знание и употребление всех метод и изобретение новых по мере встречающихся трудностей». И это не было сказано «для красного словца», - Толстого в этом никогда нельзя заподозрить, - он действительно не сомневался в том, что нужно

«знать и употреблять все методы», используемые в педагогической практике, и он действительно знал их. Он не только прочитал огромную методическую литературу своего времени, но и специально ездил дважды за границу (в 1858 и 1860 годах) - в Германию, Францию, Англию, чтобы познакомиться с системой образования в этих странах. Он встречался там с наиболее известными педагогами и теоретиками школьного дела, посещал считавшиеся образцовыми школы, проверял свои взгляды на просвещение народа и систему народного (в прямом смысле этого слова) образования в беседах с выдающимися философами, такими, как Прудон, Герцен, слушал лекцию о воспитании Чарлза Диккенса в Лондоне.

Педагогическая деятельность Л.Н. Толстого высоко оценивалась теми, кто посещал ее и наблюдал за занятиями учеников. Этими результатами школа была обязана обаятельному таланту преподавания и внутреннему жизненному огню Льва Николаевича, который непобедимо захватывал и поднимал с собой в высоту и ширь самый вялый ум, самое невпечатлительное сердце. В связи с вышеприведенными словами, можно с уверенностью сказать, что процесс обучения по педагогической концепции Л.Н. Толстого был эффективным и может быть применен и в наши дни.

Заключение

В результате проведенного исследования, нами были сделаны следующие выводы:

Педагогическая концепция Льва Николаевича Толстого возникла в ответ на историческую необходимость (отмена крепостничества, потребность народа в образовании, несостоятельность принятой системы обучения), она сформировалась в ходе его путешествий по европейским школам, его рассуждений и размышлений, в ходе самой его жизни. Однако же, мы можем быть уверены, что даже тогда она не смогла бы быть им развита и реализована с такой полнотой, если бы не сила его личности, его характера, его нравственных убеждений. Таким образом, Л.Н. Толстой старался раскрыть закономерности образовательно-воспитательного процесса, определить характер педагогики как науки. Осуждая буржуазную педагогику с ее догмами, Лев Николаевич предлагал учителям смело становиться на путь экспериментирования, что должно было содействовать развитию педагогики как науки. Особое внимание в вопросах дидактики Толстой уделял активизации учебного процесса. На основе экспериментов в Яснополянской школе, изучения работы школ в России и за рубежом Толстой убедился, что традиционно используемый набор методов и приемов обучения часто неадекватен возрастным и психическим особенностям детей, в связи, с чем активность детей падает, возникает непонимание и боязнь, скованность и равнодушие по отношению к учителю и учебному материалу.

Лев Николаевич ратовал за свободу в образовании, нравственность в воспитании, непрерывное развитие не только самого учащегося, но и учащего, поскольку, по его мнению, самую большую роль в воспитании играет личность воспитывающего, его личный пример, образ жизни. Его педагогическая деятельность в Ясной Поляне полностью подтверждала выработанные им принципы: он учил детей свободно, с удовольствием, как для них, так и для себя самого, пребывал в непрерывном развитии и как учитель, и как личность. Путь к новой модели воспитания лежит через переосмысление сущности педагогической профессии, ее целей, задач, содержания, методов; через реалистическое понимание функции и роли учителя - воспитателя. Философские идеи о безграничности развития личностного потенциала, о ноосфере, этногенезе, стремительно вошедшие в общественный контекст, значительно расширяют и углубляют понимание природы ребенка и взрослого, открывая новые подходы в работе школы, в воспитательной деятельности учителя, смысл которой все яснее видится как созидание человека. Труд и культура, вся жизнедеятельность современного человека с каждым годом все больше зависят от уровня его духовности, нравственной позиции. Обучение не дает желаемых результатов, если учитель ставит перед учеником на первое место цель: «Выучить, запомнить!». Чем в большей мере на первое место выдвигается эта задача, чем больше она захватывает внутренние силы ученика, тем дальше отходит на задний план задача нравственного воспитания. Вред зубрежки огромен - она невольно уничтожает основные идеи учебного предмета. Уповать только на формальное заучивание готовых формул, на простое увеличение идейного или нравственного содержания в изучаемых предметах и тем самым надеяться, что мы решим все задачи по формированию всесторонне развитой личности, было бы слишком большим упрощением. Подобное воспитание воздействует лишь на логическую, абстрактную систему мышления, не затрагивая область чувства и эмоций человека. Л.Н. Толстой по-новому взглянул на мир ребенка. Раскрепощенность видения Толстого создавало условие для свободы творчества и защищало его от схематизма и однозначности. Лев Николаевич показал, что взгляд взрослых на ребенка должен быть подлинно гуманистическим, то есть содержать в своей основе любовь как способ мировосприятия и мироотношения. Это наше большое счастье, счастье всего человечества, что Толстой обратился к вопросам педагогики. Задача школы, семьи, общества - развивать в человеке гуманистические задатки и потребность жить согласно идеям сохранения и продолжения жизни. Школа должна стать школой реального бытия человека и в то же время работать на перспективу духовного обновления. Именно такая возможность кроется в самом содержании учения Льва Николаевича Толстого.

Согласно концепции Л.Н. Толстого, ребенок, сохраняя свободу выбора, делает осознанный шаг в сторону величия разума и чувства, постепенно созидает свой Путь жизни. Осмысленный выбор своего жизненного пути - это ли не основная задача школы?! Дело не в профориентации, не в перекачке информации от одного к другому, а в формировании такого статуса личности, когда духовно сильная личность готова к испытаниям, может отстоять достоинство, сделать сознательный нравственный выбор. Сегодня школа, отражая противоречивость общественного развития, должна идти несколько впереди общественного развития. Только тогда она будет формировать личность, созидающую жизнь и творчески работающую на будущее. Л.Н. Толстой ведет нас путями педагогических исканий, учит видеть истинное счастье в раскрытии индивидуальности каждого ученика. Теперь, столько лет спустя после смерти великого педагога, мы многое можем по-новому понять, оценить; Л.Н. Толстой предстает перед судом времени в величии своего гуманизма и мудрости. И поэтому его имя как великого педагога-гуманиста бессмертно.

Список источников и литературы

1.Толстой Л.Н. Сборник статей. Пособие для учителей. М. Толстой Л.Н. Полн. Собр. Соч.: В 90 т. (Юбилейное изд.) - М., 1928-1951

2.Толстой Л.Н. Сборник статей. Пособие для учителей. М. Толстой Л.Н. Полн. Собр. Соч.: В 90 т. (Юбилейное изд.) - М., 1928-1951 // Собр.соч.: В 90 т. - М., 1928-1951.Т.8

.Толстой Л.Н. Мысли о воспитании // Собр. соч.: В 24 т. - М., 1913. Т.14.

.Толстой Л.Н. Педагогические сочинения. - М., Учпедгиз, 1953.

.Апостолов Н.Н. Живой Толстой: Жизнь Л.Н. Толстого в воспоминаниях и переписке. - М., 2001

.«Педагогика». Под редакцией Ю.К. Бабанского. «Просвещение», Москва, 1983

.Вентцель К.Н. Основные задачи нравственного воспитания // Вестник воспитания. 1896. №2

.Воспоминания Яснополянских крестьян о Л.Н. Толстом. - Тула, 1960

.Газман О.С. Педагогика свободы: путь в гуманистическую цивилизацию XXI века // Новые ценности образования. Выпуск 6. М., 2006

.Гончаров Н.К. Историко - педагогические очерки/ Н.К. Гончаров - М.: «Академия педагогических наук», 2003

.Константинов Н.А., Медынский Е.Н., Шабаева М.Ф., «История педагогики» «Просвещение», Москва, 1982 г.

.Кудрявая Н.В. Лев Толстой о гуманизации наук // Педагогика. - 2004. - №3.

.Кудрявая Н.В. Педагогические искания Л.Н. Толстого // Сов. Педагогика. - 2001. - №9.

.Пузин Н.П. Ясная Поляна.: Дом - музей Л.Н. Толстого.-М., 1986

.Романова Т.В. Принципы Толстовской педагогики в преддверии нового века // Русская словесность. - 2005 - №1.

.Смирнов Н.А. Лев Толстой - редактор журнала «Ясная поляна». - Тула, 1972

.Шадская А.В., Ремизов В.Б., Трофимова Н.А., Ежов И.В. Мир «Азбуки Льва Толстого»: Книга для учителя. / Под науч. ред. канд. филологических наук В.Б. Ремизова. - Тула, 2005.

.Шаталов А.А.Л.Н. Толстой о национальных особенностях начального образования в России // Начальная школа. - 2006 - №5.

.Шацкий С. «Толстой - педагог». Пед. соч. т. 3. 1964 г.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Каждый день в графском доме для большой семьи Толстых накрывался стол с простыми и сытными блюдами из русской и французской кухни. Да к тому же в хлебосольную Ясную Поляну часто съезжались гости. О том, когда, что и как ели и готовили в доме писателя, рассказывает Юлия Вронская, заведующая отделом международных проектов музея «Ясная Поляна».

Юлия Вронская Софья Толстая Илья Толстой

Когда в 1862 году 18-летняя Софья Берс вышла замуж за 34-летнего графа Льва Толстого, на яснополянской кухне уже «командовал парадом» повар Николай Михайлович Румянцев. В молодости он был крепостным музыкантом-флейтистом у князя Николая Волконского. Когда у Румянцева выпали зубы, его перевели в кухонные мужики. Для него это была, конечно, трагедия. Да и готовить бывший музыкант научился не сразу. Судя по дневникам Софьи Андреевны, она не всегда оставалась довольной стряпней повара Николая. В один из дней она записала: «Обед был очень дурен, картошка пахла салом, пирог был сухой, левашники, как подошва... Ела один винегрет и после обеда бранила повара». Но со временем Румянцев стал отменным кулинаром. Илья Львович, сын Толстых, вспоминает о его левашниках как о фирменном блюде. Повар начинял пирожки вареньем и надувал их с углов воздухом, за что левашники получили название «Вздохи Николая».

Так вот, когда Софья Андреевна только осваивалась в доме, однажды она зашла на кухню и увидела, что фартук повара был несвежий, посуда не очень чистая… Графиня тут же сшила для Николая белую куртку, колпак, фартук и приказала повару соблюдать чистоту на кухне. А еще Толстую шокировало, из какой посуды ела графская семья. Она сетовала, что, пока в дом не привезли ее приданого - серебряных столовых приборов, они были вынуждены есть простыми железными ложками и вилками. С непривычки юная графиня даже колола себе рот - настолько приборы были неудобны!

Софья Андреевна практически не готовила сама, но всегда только она расписывала, что нужно приготовить на день.

- Главный человек в доме - мама, - писал в своих воспоминаниях Илья Львович Толстой. - От нее зависит все. Она заказывает Николаю-повару обед, она отпускает нас гулять, она всегда кормит грудью кого-нибудь маленького, она целый день торопливыми шагами бегает по дому…

Правда, бывали случаи, когда ей самой все же приходилось становиться к плите - это происходило, когда повар напивался допьяна. Графине помогала жена Николая. Однажды они вдвоем готовили гуся, и Софья Андреевна писала: «Как же мне к концу готовки стал противен этот гусь. Я даже его и есть не могла!» Протрезвев, Николай просил прощения у Софьи Андреевны, и она, конечно же, прощала его.

Р асписание приемов пищи в доме Толстых было очень интересным. В шесть-семь утра (кто во сколько вставал) пили чай или кофе. Сытный завтрак, по нашим меркам, был очень поздним - в час дня. В это время завтракали все домашние, а Лев Николаевич выходил к столу даже позже.

Каждый день утром он ел одно и то же: яйца, овсяную кашу и простоквашу. Яйца вообще были любимым блюдом писателя. Он обожал их в разном виде.

Выпускная яичница, яйца в томате, омлет, пополам сложенный, яичница с шампиньонами, взбитая яичница с укропом, яйца всмятку, суп с омлетом... Софья Андреевна, составляя списки на закупку продуктов, помечала: Льву Николаевичу купить 20 яиц покрупнее, всем остальным - обыкновенные.

Июль, 1908 год. Лев Толстой в кругу семьи и гостей. Автор фото Карл Булла

В шесть вечера Толстые обедали, а в восемь ужинали или просто пили чай с бисквитами, медом и вареньем.

Валентин Федорович Булгаков, друг и последний секретарь Толстого, вспоминал:

В час дня завтракали домашние. Часа в два или два с половиной, вскоре после окончания общего завтрака, когда посуда оставалась еще не убранной со стола, выходил в столовую Лев Николаевич, словоохотливый, оживленный, с видом успевшего что-то сделать и довольного этим человека. Кто-нибудь звонил или бежал сказать, чтобы подавали Льву Николаевичу завтрак, и через несколько минут Илья Васильевич Сидорков (слуга в доме Толстых) приносил подогревшуюся к этому времени овсянку и маленький горшочек с простоквашей - каждый день одно и то же. Лев Николаевич, разговаривая, ел овсянку, потом опрокидывал горшочек с простоквашей в тарелку и, топорща усы, принимался отправлять в рот ложки простокваши…

Вечерний чай - другое дело. Свечи на столе зажигались не всегда, и сидящие за столом довольствовались обычно скудным рассеянным светом, шедшим от расположенных вдали, в других углах комнаты, керосиновых ламп. Было уютно и просто. Садились где кто хотел. Угощение обычное: сухое (покупное) чайное печенье, мед, варенье. Самовар мурлыкал свою песню. И даже Софья Андреевна не распоряжалась, предоставив разливание чая кому-нибудь другому и подсев к столу сбоку в качестве одной из «обыкновенных смертных».

У Толстого был очень хороший аппетит. Он мог выпить в день до трех бутылок кефира, несколько чашек кофе, съесть пять яиц, приличное количество овсянки, рисового пюре, пирогов. Софья Андреевна постоянно переживала за здоровье мужа, его больной желудок. «Сегодня за обедом, - писала она в дневниках, - я с ужасом смотрела, как он ел: сначала грузди соленые... потом четыре гречневых больших гренка с супом, и квас кислый, и хлеб черный. И все это в большом количестве».

1901 год. Дочь Толстого, Александра Львовна, назвала свое фото так: «За веселым завтраком»

Толстой был невозможным сладкоежкой. Софья Андреевна покупала сухофрукты, финики, орехи, курагу. И, конечно же, на чайном столе всегда красовалось и издавало божественный аромат знаменитое яснополянское варенье.

Варили его из яблок, крыжовника, абрикосов, дыни, вишни, сливы, персика. В крыжовенное и яблочное варенье всегда добавляли лимон и ваниль. В своих воспоминаниях граф писал о себе 11-летнем: «Я очень любил варенье, никогда не отказывался от него, и даже сам ухитрялся достать, когда мне не давали. Помню, раз мне дали немного варенья, но мне хотелось еще. Мне сказали, что нельзя. Я сам потихоньку пошел в буфет, где стояло незапертое варенье, и стал его таскать из банки в рот прямо рукой. Когда наелся, так у меня варенье было и здесь, и здесь, и здесь», - показывал он на себе, рассказывая эту историю детям.

Двор у дома. Экономка Дунечка варит варенье. Фото Софьи Андреевны Толстой

Все фрукты выращивали в оранжерее прямо в усадьбе. Когда в 1867 году оранжереи горели, Лев Толстой писал: «Я слышал, как трещали рамы, лопались стекла, на это было жутко больно смотреть. Но еще больнее было оттого, что я слышал запах персикового варенья».

Толстой был довольно экономным хозяином, но иногда любил делать детям сюрпризы. И в 1879 году, вернувшись из Москвы, он поставил на стол огромный короб, в котором оказались разные плоды: гранаты, ананасы, кокосовые орехи, мандарины… Когда он доставал из ящика очередной фрукт, дети громко вскрикивали, потому что такую экзотику им видеть еще не приходилось! Софья Андреевна писала: «Лев Николаевич принес ножичек и, разрезая гранаты и другие фрукты, делил их детям. Это было очень трогательно и весело. Дети долго помнили и рассказывали этот эпизод».

В Ясной Поляне очень любили гостей. Одним из частых гостей усадьбы был писатель Иван Тургенев, но он всегда заказывал простую русскую еду, например, манный суп с укропцем, пирог с рисом и курицей, гречневую кашу.

В возрасте 50 лет граф стал вегетарианцем - он полностью отказался от мяса, но не от яиц и молочных продуктов. Новый образ жизни Толстого привлекал к нему людей, которые тоже экспериментировали с питанием. Однажды в Ясную приехал некий господин, который питался по новой диете - он ел раз в два дня. И навестить семью писателя его угораздило именно в такой день, когда есть ему не полагалось. Как назло, стол в этот день ломился от яств. Чудак сидел в стороне, а когда его приглашали к столу, скромно отвечал: «Спасибо, я ел вчера!»

Что касается спиртных напитков, то в семье Толстых любили самодельные настойки, рецепты которых сохранились в «Поваренной книге» Софьи Андреевны. Например, здесь есть травник семьи Толстых и померанцевая настойка, на стол также подавали сотерн (французское белое десертное вино), белый портвейн. Есть даже исторический анекдот об отношении Льва Николаевича к алкоголю, по которому точно можно сказать, что в этом плане граф ханжой не был. Этот анекдот приводит в своих воспоминаниях Иван Бунин: «Однажды я захотел подольститься ко Льву Николаевичу и завел разговор о трезвом образе жизни. Вот всюду возникают теперь эти общества трезвости... Он сдвинул брови: - Какие общества? - Общества трезвости... - То есть это когда собираются, чтобы водки не пить? Вздор. Чтобы не пить, незачем собираться. А уж если собираться, то надо пить!»

Кулинарные рецепты в «Поваренную книгу» записывали сама графиня и ее младший брат Степан Берс. Всего в ней 162 рецепта. Чуть ли не каждый рецепт в «Поваренной книге» связан с семейными традициями, имеет свою историю. В ней мы находим: «Яблочный квас Марии Николаевны» - младшей сестры Льва Николаевича; «Эликсир от зубной боли Пелагеи Ильиничны» - П. И. Юшковой, тетки Толстого по линии отца; «Лимонный квас Маруси Mаклаковой», близкой знакомой семьи Толстых; «Пастилу яблочную Марии Петровны Фет», жены поэта Афанасия Фета и т.д.

В рукописи встречается имя Ханны Тардзей. Сергей Львович Толстой в «Очерках былого» писал, что эту молодую англичанку, дочь садовника Виндзорского дворца, родители выписали для него, Тани и Илюши. Бонна любила стряпать.

Особенно удавался ей сливочный пудинг, который готовили на Рождество. Блюдо обливали ромом, поджигали и, как пылающий факел, вносили в гостиную.

В 1870 году Толстые едут в Сальские степи, где Лев Николаевич лечится кумысом. Ему становится лучше. И Софья Андреевна, конечно же, записывает рецепт приготовления этого напитка в свою «Поваренную книгу».

Особенно интересна судьба анковского пирога. Название этого лакомства связано с доктором медицинских наук, домашним врачом семьи Берс Николаем Богдановичем Анке. Он передал рецепт пирога теще Толстого Любови Александровне Берс, а та, в свою очередь, - дочери. Софья Андреевна научила готовить анковский пирог повара Николая. И с тех пор ни одно торжество в семье Толстых не обходилось без этого блюда. По словам Ильи Толстого, «именины без анковского пирога то же самое, что Рождество без елки, Пасха без катания яиц».

Фото из архива музея-усадьбы «Ясная Поляна»

Рецепты из «Поваренной книги» Софьи Андреевны Толстой

Матлот

Возьми какую угодно рыбу или даже разнородных рыб, разрежь и положи в кастрюлю, где находится растопленное масло, подрумяненное, потом положи перцу, соли, лаврового листа и муку; залей красным вином пополам с бульоном, закрой кастрюлю и дай рыбе преть на легком огне, пока она сварится. Потом выкладывай на блюдо каждый кусок рыбы на ломтике поджаренного белого хлеба и облей все соусом.

Утка с грибами

Закипятить воду, бросить грибы в кипяток и дать вскипеть раза три ключом, потом вынуть грибы на решето; изжарить в масле покрошенных луковиц и положить в кастрюлю, где находятся грибы, влить несколько сметаны, посолить, всыпать перцу, перемешать, переложить в глиняную кастрюлю грибы и положить, не жалея масла; и утку, несколько поварившуюся, поставить в печь и дать грибам пожариться до тех пор, пока они и утка не поспеют; а чтобы грибы не запекались, прибавить немного бульона.

Пирог Анке

1 фунт муки, 1/2 фунта масла, 1/4 фунта толченого сахару, 3 желтка, 1 рюмка воды. Масло, чтоб было прямо с погреба, похолоднее.

К нему начинка:

1/4 фунта масла растереть,

2 яйца тереть с маслом; толченого сахару 1/2 фунта, цедру с 2 лимонов растереть на терке и сок с 3 лимонов. Кипятить до тех пор, пока будет густо, как мед.

Степанова пирожное

1 фунт муки, ½ фунта сливочного масла, ½ фунта сахару, 3 желтка, рюмку воды, посолить. Из оного сделать тесто; выделывать стаканом крути из этого теста и посыпать их рубленым миндалем. Затем положить их на лист, смазать яйцом и поставить в печь, не очень жаркую.